Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

Эмминк тянул с ответом, будто подыскивая подходящий предлог уклониться от вопроса. Наконец он нехотя произнес: «Там, где лучше всего платят. Иногда на Северном рынке, иногда на Речном. Бывает, что и на базаре Бонте».

«Понятное дело», — кивнул Рейт. Он указал на большое белое сооружение, запеленгованное прибором во время вчерашней поездки: «Что в здании с высоким куполом?»

Эмминк пренебрежительно повел узкими плечами: «Откуда я знаю? Покупаю, везу, продаю — остальное меня не касается».

«Само собой:.. Так вот, я хочу проехать мимо этого здания».

Эмминк крякнул: «Оно в стороне от обычного маршрута».

«Неважно. Я плачу именно за то, чтобы там побывать».

Эмминк снова крякнул, помолчал, ответил: «Сначала на Северный рынок — узнать, какую цену дают за птицу. Потом к базару Бонте. По дороге на базар проеду мимо здания».

Они скатились с холма, пересекли пустырь, забросанный мусором и отходами, и оказались в саду — среди кустов с перистой зеленой листвой, усеянной черными в зеленую крапинку трескучими цикадами. Впереди выросла стена, окружавшая Татише — десятиметровое сооружение из глянцевого бежевого синтетического материала. За воротами приезжавший из Перы транспорт проверялся группой часчменов в фиолетовых рейтузах, серых рубашках и высоких конических шапках из черного войлока. Часчмены, вооруженные пистолетами в кобурах, длинными тонкими жезлами прощупывали грузы на остановленных фургонах. «Зачем это?» — спросил Рейт, когда часчмен равнодушным движением проткнул груду товаров на ближайшей спереди телеге.

«Боятся, как бы в город не проникли зеленые часчи. Сорок лет назад около сотни зеленых часчей пробрались в Татише — спрятались под мешками в кузовах. Кровавая баня продолжалась неделями, пока не удалось перестрелять всех бандитов. О, синие и зеленые часчи — заклятые враги! Пользуются любым случаем выпустить друг другу кишки!»

Рейт спросил: «Что, если мне станут задавать вопросы?»

Эмминк поежился: «Вас спросят — вы и отвечайте. Если спросят меня, скажу, что вы заплатили за проезд в Татише. Так оно и есть, не правда ли? Тогда поинтересуются, зачем вы приехали. Это уже придется объяснять вам, а не мне... Кричите свой номер вслед за мной».

Рейт невесело усмехнулся, но ничего не сказал.

Путь освободился. Эмминк проехал под воротами, остановил машину на красном прямоугольнике. «Сорок пятый!» — выкрикнул он. «Восемьдесят шестой!» — заорал Рейт. Часчмены подошли, стали тыкать жезлами в штабель битой птицы. Один обошел фургон кругом — коренастый, с кривыми ногами, с лицом, сжатым в комок под нависшим лбом, без подбородка (подобно Эмминку), но с маленьким вздернутым носом. Голове придавало нелепый вид искусственное продолжение черепа, переходившее в конус сантиметрах в пятнадцати надо лбом. Свинцовая кожа отливала синеватым оттенком — возможно, косметического происхождения. Короткие толстые пальцы, широкие ступни — все указывало Рейту на то, что часчмен отличался от исходного земного образца гораздо больше дирдирмена Аначо. Привратник безразлично скользнул взглядом по Эмминку и Рейту, отступил на шаг и махнул рукой, чтобы они проезжали. Водитель нажал на рукоятку — машина рванулась вперед по широкой улице.

Эмминк повернулся к Рейту с кислой улыбкой: «Вам повезло — у ворот не было никого из офицеров, синих часчей. Они бы почуяли ваш пот. Куда там — даже я почуял! Люди потеют от страха. Чтобы вас принимали за извозчика, нужно сохранять спокойствие».

«Легко сказать, — ответил Рейт. — Сделаю все возможное».

Они въезжали в Татише. Вокруг, в садах, можно было видеть синих часчей, подстригавших деревья и перемешивавших содержимое творил (глубоких каменных лотков-котлованов, вкопанных в землю) в тенях у вилл с круглыми крышами. Временами до Рейта доносились мимолетные ароматы садов и творил — кисловато-терпкие, пряно-жгучие, запахи жженого янтаря, медового мускуса, несовместимых продуктов брожения, тревожащих то ли отталкивающей, то ли восхитительно изысканной неопределенностью.

Виллы и сады тянулись вдоль дороги не меньше трех километров. Синие часчи проявляли очевидное, странное с точки зрения Рейта пренебрежение к уединению и охране жилищ. Кроме того, возникало впечатление, что хаотическое расположение вилл никоим образом не зависело от близости или отдаленности улиц. В поле зрения то и дело появлялись часчмены, мужчины и женщины, выполнявшие грязную утомительную работу. Изредка Рейт замечал часчменов в сопровождении синих часчей, но работали они всегда отдельно. Если по случайности часчмен и часч оказывались рядом, они игнорировали друг друга — будто представители другой расы не существовали.

Эмминк не высказывал никаких замечаний или наблюдений. Рейт выразил удивление по поводу полного отсутствия внимания к грузовому транспорту со стороны синих часчей. Эмминк ядовито фыркнул: «Опасное заблуждение! Они только прикидываются рассеянными — попробуй незаметно спешиться и зайти в какую-нибудь виллу! Не успеешь глазом моргнуть, как тебя схватят со всех сторон и отведут в ближайший гимназий, из кожи лезть на потеху часчам! А, коварные, лукавые твари! Жестокие до нелепости, нелепые до жестокости! Бедняга Фосфер Аджан, тоже извозчик, попался — вы не слышали? Сошел с фургона, чтобы справить нужду — полнейшее безумие, разумеется. Чего он ожидал? Конечно, часчи пришли в ярость. Фосфера, со связанными ногами, погрузили в бак, заполненный гниющим дерьмом до подбородка. На дне бака установили задвижку. Когда вонючая слизь становилась слишком горячей, Фосферу приходилось нырять, чтобы повернуть штурвал на дне, после чего жижа начинала замерзать. Фосферу оставалось только шарить по дну и вертеть штурвал. Так его поочередно обжигало дерьмом, то горячим, то холодным. Фосфер Аджан, однако, проявил завидное упорство — стоически нырял и вслепую перемещал задвижку. На четвертый день ему позволили вернуться к машине, чтобы он рассказал в Пере о своем проступке. Как видите, характер очередной забавы часчей всегда соответствует поводу для забавы. Более находчивых шутников нет и не было во всей вселенной!» Эмминк лукаво взглянул на Рейта: «Какое правило часчей вы собираетесь нарушить? Я мог бы предсказать, более или менее, их реакцию».

«Я не замышляю нарушений, — ответил Рейт, — просто любопытствую, не более того. Хочу узнать, как живут синие часчи».

«С точки зрения всех, кто им досаждает, они одержимы неуместным остроумием. Говорят, их особенно восхищают проказы с зеленым часчем-самцом и матерым фунгом, сведенными вместе, конечно. Еще, когда им посчастливится поймать дирдира и пнуме, этих тоже заставляют выделывать шутовские номера. Все это, само собой, исключительно для развлечения — пуще всего синие часчи ненавидят скуку».