Роджер Зилазни - Остров мертвых

Все три континента южного полушария похожи на континенты: иными словами, у каждого есть изрезанная серо-зеленая береговая линия, отделяющая сушу от кобальтового моря. Они мне ничего не напоминают. Кроме того, на Мегапее есть несколько крупных островов и бесчисленное множество мелких. Температура на планете умеренная, так как северный и южный полюса недалеко отстоят от экватора. Все материки обрамлены цветущими побережьями и живописными горами. Можете себе представить, какая благодать на этой земле! Пейане сами это сделали, своими собственными руками.

Больших городов на планете нет. Городок под названием Мегапея расположен на побережье материка Мегапея, что находится на планете Мегапея. (Материк Мегапея и есть не что иное, как изжеванный гусеницами лист плюща.) Расстояние между пейанскими поселениями не превышает одной мили.

Я дважды облетел планету, так как мне было приятно полюбоваться на изумительное творение пейан. В шедевре, ими созданном, я не нашел ни единого изъяна. В древнем искусстве созидания они всегда были и будут моими непревзойденными учителями.

Я погрузился в воспоминания о тех днях, когда я был молод и счастлив (слава, богатство, ненависть пришли позже). Тогда население всей Мегапеи составляло около миллиона жителей. Я мог затеряться, поселившись здесь. Но остаться здесь навсегда? Нет, это не для меня. Пока не для меня. А помечтать о другой жизни — не грех.

Сделав два круга по орбите, я вошел в слои атмосферы, и спустя несколько минут ветер уже свистел у меня в ушах, цвет неба резко менялся от индиго-синего до лиловатого, и вскоре я парил в чистой, прозрачной лазури, наравне с пушистыми перистыми облаками, плывшими в никуда, между бытием и небытием.

Площадка, на которую я посадил свой звездолет, была одним из задних дворов поместья Марлинга. Включив системы безопасности на корабле, я, с дипломатом в руках, направился к башне, где обитал мой друг. Ходу туда было не более мили.

Шагая по знакомой дороге, затененной широколистными деревьями, я легонько свистнул: мне сразу же отозвалась какая-то птичка. Я чувствовал запах моря, хотя пока его не было видно. Все вокруг было так, как и прежде, как в те дни, когда я взялся за непосильную задачу и бросил вызов богам, надеясь только на их забывчивость, но натолкнулся на нечто совсем иное.

Воспоминания внезапно вспыхивали в моем мозгу, как захватанные слайды — под лучом проектора, когда на пути к Марлингу мне поочередно попадались то огромный, замшелый валун, то гигантское дерево-Покровитель, то криббл (похожее на борзую существо размерами не меньше лошади, бледно-сиреневого цвета, напоминавшего оттенком горную лаванду, с длинными ресницами и хохолком розовых перьев на голове), который при виде меня быстро унесся прочь, то желтый парус на море, неожиданно открывшемся моему взору, затем мол, врезавшийся в бухту, и, наконец, башня Марлинга, построенная задолго до моего рождения, — массивная, суровая громада, возвышающаяся над плеском волн и вонзающаяся, как острый зуб, в небесную синь.

Пробежав последнюю сотню ярдов, я постучался в резные ворота под аркой, ведущие в маленький внутренний дворик.

Минуты две спустя ко мне вышел молодой незнакомый пейанин и молча принялся рассматривать меня, стоя по другую сторону ограды. Я заговорил с ним по-пейански.

— Меня зовут Фрэнсис Сэндоу, — представился я. — Я приехал повидаться с Дра Марлингом.

В ответ молодой пейанин отворил ворота и распахнул створки настежь. Только после того, как я прошел внутрь (таков пейанский обычай), он приветствовал меня.

— Добро пожаловать, Дра Сэндоу. Дра Марлинг примет вас после того, как колокол возвестит о начале прилива. Покорнейше прошу следовать за мной: я провожу вас в комнату, где вы сможете отдохнуть с дороги, и принесу вам поесть.

Поблагодарив слугу, я стал подниматься вслед за ним по винтовой лестнице.

Я наскоро перекусил в той комнате, куда меня привел пейанин. До прилива оставалось не менее часа, поэтому я закурил сигарету, высунулся из широкого, приземистого окна у моей кровати и, оперевшись локтями на серый жесткий подоконник из армированного пластика, принялся изучать океан.

Как может нравиться такая жизнь? — спросите вы. Ведь пейанская раса умеет делать такое, что никому и не снилось, а сам Марлинг обладает способностью созидания миров! Ну и ну! Только захоти — и Марлинг мог бы стать в сотни раз богаче, чем я и Бейнер, вместе взятые. Но вместо этого он предпочел башню на скале над морем и лес за ней, твердо решив обосноваться здесь до конца своих дней. Я не усматриваю никакой высокой идеи в его поступке, вроде удаления от мира, перенаселенного сверхцивилизованными расами, неприятие общества себе подобных, как такового, и так далее. Любое допущение вроде названных выше слишком примитивно. Марлинг жил здесь потому, что так хотел, — и все тут. Как говорят, «мой дом — моя крепость». Крепости у нас разные, но мы с Марлингом — родственные души. Он первым почуял сходство наших натур, хотя я до сих пор никак не могу понять, каким образом ему удалось распознать колоссальную силу, дремавшую в усталом бродяге, случайно оказавшемся у его порога сотни лет тому назад.

Мне надоело шататься по белу свету: бег времени пугал меня, и я отправился искать утешения и поддержки к самой древней расе во Вселенной. Мне даже трудно объяснить вам, какой сильный страх я испытывал в те годы: ужасно видеть, как все вокруг тебя умирает. Вам, наверно, не знакомы подобные чувства. Вот поэтому-то я и поехал на Мегапею. Ну что, рассказать вам о себе? Почему бы и нет? Можно попробовать, тем более что я все равно жду, пока прозвонит колокол.

Я родился на планете Земля, в середине XX века, в тот период развития человечества, когда оно начисто отказалось от всех запретов и табу, налагаемых обычаями и традициями; в первый момент люди вздохнули с облегчением, но быстро смекнули, что ни черта они от этого не выиграли. Мертвецы все так же хоронили своих мертвецов, а живые все так же решали вечные проблемы жизни и смерти, — только теперь их преследовала мысль, что Мальтус был прав.

Я кончил второй курс уже не помню какого высшего учебного заведения, но бросил учебу и пошел служить в армию вместе со своим младшим братом, выпускником школы. Так я попал на Токийский залив. Отслужив, я вернулся в институт, доучиваться на инженера, но решил, что делаю большую ошибку. Снова бросил учебу и вскоре засел за книги, чтобы поступить в медицинский колледж. Походя, без особых усилий, я изучил многие предметы и, получив степень магистра биологии, серьезно занялся экологическими вопросами.

В 1991 году мне исполнилось двадцать шесть лет. Отец мой умер, мать вышла замуж во второй раз. Я влюбился в одну девушку, сделал ей предложение, получил от ворот поворот и с горя завербовался в космонавты для одного из первых межпланетных полетов. Я шел по зеленому свету, так как имел разностороннее академическое образование. Для полета меня заморозили на сто лет. Целью нашего назначения была планета Бертон, где планировалось основать земную колонию. Примерно год спустя после прибытия я поймал какую-то местную заразу, которую никто не умел лечить, — даже названия ей еще не придумали. Меня снова заморозили в холодильнике до тех пор, пока не найдут методов лечения неизвестной болезни. Я провалялся в морозилке еще двадцать два года.