Ганс Доминик - Лучи смерти

Но должно было произойти и что-то другое. Говоря с Яной, доктор Глоссин пытался применить свои прежние приемы. Он изливал на нее целые потоки магнетической силы, взяв ее руки во время разговора. Он старался снова подчинить ее своей воле. Некоторое время она предоставила ему действовать. Потом она одернула руки.

— Довольно, доктор! Вы так смотрите на меня… Чего вы хотите?

С этими словами она так уверенно и свободно посмотрела ему в глаза, что он отказался от своих попыток.

Доктор Глоссин откинулся на стуле и достал из кармана сложенный газетный листок.

— Прошу извинения, мистрисс Бурсфельд, если мой взгляд дольше обычного остановился на вас, если мои руки дольше обычного держали вашу. Изумительная новость о вашем браке поставила меня в своеобразное положение; известие, которое прежде вызвало бы лишь сожаление, превращается в траурное.

Яна смотрела на него широко раскрытыми глазами. Удивление и страх отразились на ее лице.

— Дурные вести из Линнея, — проговорил доктор Глоссин, протягивая Яне гапарандский листок с известием о гибели старого труворовского дома.

Яна кинула на него взгляд.

— Господин доктор, я пе понимаю шведского, вы должны перевести мне это.

Доктор Глоссин снова взял листок и стал переводить слово за словом. Сообщение о пожаре, о взрыве, о гибели старого дома, о верной смерти его обитателей…

Яна бледнела с каждой минутой. При последних словах она с легким криком без чувств скользнула со стула на ковер.

— Теперь или никогда!

Доктор Глоссин нагнулся над ней, провел рукою по ее лбу. Всю магнетическую силу, которой он располагал, пытался он ввести в ее тело, чтобы снова всецело покорить ее своей воле.

Он приказал ей встать, и Яна повиновалась. С полузакрытыми глазами стояла она перед ним.

На третье лицо эта сцена произвела бы своеобразное впечатление. Ни слова не было сказано. Доктор Глоссин беззвучно отдавал свои приказания. Яна беззвучно выполняла их.

Направление ее зрачков не понравилось доктору. Он приказал:

— Смотрите на меня! Смотрите мне прямо в глаза.

Яна не обратила внимания на этот приказ. Ее взгляд блуждал. Она повернула голову, а затем и все тело. Потом полуобернулась к доктору спиной. Если бы доктор Глоссин ориентировался в комнате, он бы заметил, что она смотрит прямо на север.

Минуты проходили. Доктор Глоссин напрягал всю свою силу, но безрезультатно.

Если окружавшее Яну гипнотическое кольцо и распалось, то в эти минуты оно снова сомкнулась.

Яна спокойно с веселым лицом повернулась к доктору, возобновляя разговор.

— Эти газетные сведения запоздали. Несчастный случай, пожар, вспыхнувший в лаборатории Эрика Трувора… Я слыхала об этом. Жаль! Это опять задерживает работы. Я еще несколько дней должна буду провести в разлуке с мужем. Но вы можете быть спокойны. Он невредим и изо всех сил работает над своим открытием.

Доктор Глоссин испытал такое ощущение, словно все вокруг него рушится. Только что он был уверен в победе, в гибели своих трех врагов, намеревался снова подчинить себе Яну…

А теперь? Молодая женщина стояла переть ним уверенно и свободно. Она смеялась над известием, которое должно было сразить ее.

— Господин доктор, ваши сведения запоздали. У меня есть лучшие, более свежие.

Этим замечанием, произнесенным обычным разговорным тоном, она отражала все его атаки, превращала в прах его усилия, подвергала его опасности стать смешным, если он продлить свой визит.

Доктор Глоссин простился вежливо, наружно беснуясь в душе.

— Не одна, так другая! Посмотрим, как примет известие леди Диана.

С этими словами он покинул дом.

Здесь расположились оба флота. Перед Брокен-бэй на рейде Порт Джексона стояли шесть больших австралийских крейсеров: — «Тасмания», «Виктория», «Каледония» и пр. С миноносками их было пятнадцать судов. Приблизительно в шестнадцати километрах к северу стала на якорь английская эскадра. Она вдвое превышала численностью австралийский флот.

Лишь командующий эскадрой Блейн и члены лондонского адмиралтейства знали, почему столь сильная английская эскадра внезапно появилась вблизи Сиднея. Может быть, это было сделано с целью придать особый вес уверениям английского полномочного посла Макнейля, а может быть это действительно являлось случайностью.

Как бы там ни было, команда австралийских судов, от адмирала Моррисона до последнего мичмана, была недовольна этим присутствием. Для адмирала Моррисона приказ его правительства не только вежливо, но и сердечно отнестись к английскому флоту, был ненарушим, но он был один против тридцатитысячной команды флота.

Капитан Джордж Шэффлеботам, командир «Тасмании», сидел один в своей каюте и за пряным обедом. В его комнату вошел вестовой и положил на стол радиотелеграмму.

Капитан Шэффлеботам прочитал ее, не переставая жевать. Проглотив кусок, он ударил кулаком по столу.

С телеграммой в руке оставил он каюту и прошел на дек, где люди кончали обед, и мигнул первому попавшемуся.

— Ты грамотен?

— Есть, господин капитан!

— Прочти-ка громко, чтобы все услышали.

Джимми Браун пробежал телеграмму и схватил ее содержание. Ставь в позу, он проревел:

— Внимание!.. Тихо!

Когда Джимми Браун кончил чтение, невероятный восторг охватил присутствующих. Капитан Шэффлеботам торжествующе наблюдал за действием чтения. Потом он отозвал Джимми Брауна в сторону, взял у него телеграмму и заговорил с ним.

Джимми Браун слушал, сначала спокойно, потом вытаращив глаза, словно не понимая, чего хочет капитан. Потом он начал смекать, в чем дело, едва скрывая свое удовольствие. Капитан вернулся в каюту. Медленно спустился английский флаг, развевавшийся на верхушке мачты. Некоторое время после этого Джимми Браун возился, что-то мастерил и связывал, под прикрытием нескольких товарищей.

Потом флаг снова пришел в движение, поднялся; но это был своеобразный, никому из моряков не знакомый флаг. Большая тряпка величественно взвилась кверху, а внизу под ней далеко оказался английский флаг.

Это было грубое бесчинство. Такие тряпки подымались на мачте, когда команда была недовольна пищей или чем-нибудь другим. Трудно сказать, как пришла капитану Шэффлеботаму мысль воскресить этот старый обычай и использовать его для публичного поругания британского флага. Достаточно того, что это случилось и встретило отклик на других кораблях.

Напрасно адмирал Моррисон со своего корабля «Мельбурн» посылал, одну за другой, настойчивые телеграммы, грозя предать капитанов военному суду. Они утверждали, что невозможно снять эти странные флаги против желания всей команды. Один капитан Шэффлеботам вообще ничего не ответил: лежа в своей каюте на диване, он спал сном праведника.