Елена Крюкова - Беллона

- Я люблю тебя, душенька моя. Я люблю тебя.

[интерлюдия]

Так говорит Рузвельт:

В случае, если Япония нападет на Россию на Дальнем Востоке, я готов помочь Вам, как только это будет осуществимо, на этом театре и американскими военно-воздушными силами в количестве приблизительно ста четырехмоторных бомбардировщиков при условии, что некоторые виды снабжения и снаряжения будут поставлены советскими органами и что заранее будут подготовлены соответствующие условия для операций.

Снабжение наших соединений должно будет производиться полностью воздушным транспортом. Поэтому Советское Правительство должно будет предоставить бомбы, горючее, смазочные материалы, транспортные средства, жилища, топливо и другие разные более мелкие средства, перечень которых подлежит уточнению.

Хотя мы не имеем никакой определенной информации, подтверждающей, что Япония нападет на Россию, это нападение представляется в конце концов вероятным. Поэтому, чтобы нам быть подготовленными к этому событию, я предлагаю, чтобы осмотр устройств для военно-воздушных сил на Дальнем Востоке, разрешенный Вами генералу Брэдли 6 октября, был произведен теперь и чтобы переговоры, начатые 11 ноября с Вашего разрешения между генералом Брэдли и генералом Короленко, были продолжены.

Я намерен возложить на генерала Брэдли, который пользуется моим полным доверием, продолжение этих переговоров со стороны Соединенных Штатов, если Вы на это согласны. Ему будут даны полномочия изучить, как представителю Соединенных Штатов, каждую фазу совместных русско-американских операций на дальневосточном театре и на основании этого изучения рекомендовать состав и численность наших военно-воздушных сил, которые будут выделены для оказания Вам помощи, если бы в этом возникла необходимость.

Он также определит степень предварительных приготовлений, которые осуществимы и необходимы для обеспечения действенного участия наших соединений немедленно после начала военных действий. Его группа, не превышающая 20 человек, вылетит в Россию на двух американских самолетах типа "Дуглас ДС-3".

Если Вы это одобрите, то я предложил бы, чтобы они проследовали с Аляски по пути перегонки самолетов в Сибирь, оттуда в сопровождении русских -- в штаб советских армий на Дальнем Востоке, а оттуда -- в такие другие места России, посещение которых может быть необходимым, чтобы им спокойно произвести осмотр и обсудить оперативные планы.

Было бы весьма полезным, если бы для сопровождения генерала Брэдли в качестве адъютанта и офицера связи был бы выделен русский офицер, говорящий по-английски, например капитан Владимир Овновин (Вашингтон) или капитан Смоляров (Москва).

Я пользуюсь этим случаем, чтобы выразить свое восхищение отвагой, стойкостью и воинской доблестью Ваших великих русских армий, о чем мне сообщал генерал Брэдли и что было продемонстрировано в Ваших великих победах прошлого месяца.

30 декабря 1942 года

Президент США Франклин Рузвельт

[гюнтер и двойра]

Гюнтер сам не понимал, зачем он вытащил из-под груды неподвижных и шевелящихся тел эту девочку.

Он вытащил ее за ногу.

Его пронзила немыслимая боль, когда он увидел эту ногу, почти детскую ножку, в чулочке и белых панталончиках, она высовывалась из скопления колен, локтей и мертвых животов, и странным усилием воли он понял, заставил себя понять: эта ножка - живая, и надо дернуть за нее, и потянуть на себя.

Он так и сделал.

Тяжело. Плохо. Солдаты увидят.

Солдаты занимались мерзким трудом: сбрасывали убитых в овраг, засыпанный каустической содой. Кажется, они не обратили внимания на Гюнтера: чего он там копается? Он выволакивал за ногу худенькое тельце из-под плотной, многослойной смерти и думал: жива, жива.

Вытащил. Это девочка. Молоденькая девушка. И хорошенькая. Если еврейку можно назвать хорошенькой. Нос с горбинкой, крупные тяжелые веки, очень алый рот. А может, у нее на губах кровь?

Заслоняя девочку от солдат, он наклонился над ней и приставил два пальца к ее шее. Сонная артерия билась. Он прав: она жива!

Что теперь делать? Все увидят, как он тащит тело к машине офицера Крюгера. Правда, есть еще две машины: грузовик, его вел к Великому Оврагу шофер Гольцман, и еще "опель" группенфюрера Штайнера. Сам группенфюрер командовал этим чудовищным парадом. Гюнтера тошнило. Он впервые присутствовал при массовом расстреле. Когда солдаты, и он среди них, поливали огнем из автоматов орущую толпу, было не так противно, и почти не страшно. Будто в цирке. Или в кинематографе. Кадры, кадры. Только объемные. А он - в темном зале, с клубничным мороженым в липких пальцах. Он испачкал мороженым воротник матроски. "Тихо! - шипит на него Изольда, как кошка. - Не шурши фольгой! Сейчас самое интересное!"

Сейчас самое интересное. Он должен дотащить эту живую еврейскую девчонку до машины.

Он наклонился и, вопреки всему здравому смыслу, взял девочку на руки.

Пока он нес ее до автомобиля, тысяча мыслей промелькнула в его голове. Он пытался схватить хоть одну мысль за хвост. Бесполезно. Они ломались, терялись и ускользали. Он молился, чтобы идти по тени, чтобы быть в тени; и правда, вечерело. От машины Крюгера пахло бензином. Где-то течет бензин, подумал он равнодушно, канистра дырявая, скорей всего. Он встал перед машиной. Еврейка совсем не тяжелая, руки не оттягивала. Плохо ела, они все тут голодали. И манну небесную им их Господь не послал.

Заглянул в стекло. Оно отсвечивало. Темнело, и овраг и трупы обшаривали фонари в руках солдат и офицеров. Если замечали кого живого - пристреливали. Кое-кто жалел патронов. На дне оврага, он видел это, шевелились тела. Что такое жизнь? Тело? Только в тевтонцах живет бессмертный дух. Все остальные народы его лишены. Несчастные.

"Моя еврейка не двигалась. И все же я вытащил ее".

Он так и думал о ней: "моя еврейка". Уже присвоил, насмешливо дрогнули губы.

Так и стоял в тени машины, девочку на руках держал. Из сумерек шагнул шофер Крюгера. Все в касках, а шофер в фуражке. Легкомысленно. Шальная пуля в этой дьявольской России вылетит откуда угодно.

- Что это вы тут делаете, ефрейтор Вегелер?

Как он нашелся, он и сам не знал.

Кто-то сверху все говорил и делал за него, руководил им.

- По приказу штурмфюрера Шпица. Для медицинских опытов! Доставить в оккупированную нами больницу. Срочно!

Рука вытянулась сама в повелительном жесте. Шофер посмотрел на тонкий, узкий палец Гюнтера в черной перчатке.

- Слушаюсь, господин ефрейтор. Пока все тут копаются в дерьме...

- Быстро! Пока она живая!

Втиснулся в машину. Шофер завел мотор. Как долго они не трогаются с места!

Под его ребром билось чужое, живое сердце.