Генри Олди - Ангелы Ойкумены

Гром напоминал канонаду. Залпы, дробные раскаты беглого огня…

Перед глазами маэстро стояла Бравильянка. Очередная попытка имперских войск взять город штурмом. Перед сном он сдался, выбросил белый флаг, сунулся в вирт – и, как зверь в ловчей яме напарывается на колья, напоролся на репортаж. Артиллерия бьет в два эшелона: с холмов и из-за них. Стены крепости огрызаются, как могут, дышат облаками порохового дыма. Меж оливами – обгорелыми, иссеченными осколками и картечью – к стенам бегут штурмовые отряды, тащат наскоро сколоченные длинные лестницы.

Смена кадра.

Камера летит над мостовыми с выщербленной брусчаткой, над черепичными крышами, в которых зияют проломы от ядер. Взлетает выше, дает панораму. Дым, пыль, разрывы бомб. Трупы, бегущие люди. Канонада стихает, уходит на второй план. Наслаивается бодрый голос Нгвембе Ронга:

– Вы имеете удовольствие наблюдать артподготовку штурма цитадели восставших. Под прикрытием артиллерии к Бравильянке подбираются гренадеры и спешенные драгуны графа д'Орли. Их легко отличить по форме и вооружению… О! У нас срочное сообщение. Взрывом бомбы тяжело ранен губернатор Бравильянки, маркиз де Кастельбро, руководивший обороной города! Сейчас мы дадим видео…

Угол дома разворочен. Обломки кирпича, мертвецы на тротуаре. Два офицера под руки тащат губернатора прочь. Атласный камзол маркиза в кирпичной пыли, лицо густо запудрено известкой – бездельник-гример перестарался, актер похож на покойника.

– К нам поступили уточненные данные! Маркиз де Кастельбро не ранен, а контужен! Руководство обороной временно принял на себя полковник Агилар. Штурм продолжается тремя колоннами, артиллеристы генерала Лефевра прекратили огонь. Бой идет на стенах. К защитникам спешат подкрепления из северной части города. Атакующим приходится брать во внимание наличие в своем тылу мощного отряда инсургентов. Сумеют ли восставшие удержать Бравильянку? По моим предположениям, завтра бои продолжатся уже внутри города, по сходящимся векторам от Керенских ворот и монастыря святого Границия…

Из более поздних новостей Диего уже знал: заплатив огромную цену, Бравильянка выстояла. Губернатор пришел в сознание и вновь принял бразды правления. Завидуешь, спросил себя маэстро. Завидуешь контуженному маркизу? Сдохни он, и ты позавидуешь ему вдесятеро. Думал ли ты когда-нибудь, дружок, что Господь в неизреченной милости Своей пошлет тебе такую исключительную зависть? Из костра пылающего взываю к Тебе, из сердцевины пламенной…

– Опять не получилось?

Карни была само спокойствие, почти отрешение. Смирилась с участью призрака? Смирись и ты, говорил ее взгляд. Кто здесь благодарил Создателя за Его милость? Возвращайся, ястреб, не мучайся зря… По контрасту со всадницей белая кобыла заметно нервничала. Стригла ушами, фыркала, сбивалась с шага. Лошадь пугала гроза над горами.

– Ничего, – сказал Диего. – Мы вернемся.

– Вместе?

– Только вместе. Все прошлые возвращения – не в счет.

Маэстро принял девушку на руки, усадил на седло впереди себя. Сегодня все будет по-другому. Все будет иначе. Иначе, иначе, иначе – он твердил слово как молитву, заклинание, псалом, и слово утрачивало смысл: шелестело ветром, дождем, рапирой, выскользнувшей из ножен…

– Заходим на посадку?

Вопрос Пробуса повис без ответа. Коллант рысью шел к горам. Те двинулись навстречу: приблизились, нависли над головами. Острые бесснежные пики, разинутые рты ущелий. Блеск зарниц…

– Там опасно, – не унимался Пробус. – Возвращаемся на Хиззац, а?

Опасно, подумал Диего. Пусть. Мы уже высаживались на Хиззац, хоть истинный, хоть ложный. Планета не имеет значения. А что имеет?

– Возвращаемся, да?

Небеса раскололись, рухнули. Грохот адских орудий сотряс тело, душу, сердце, разум. Нестерпимый свет проник даже сквозь зажмуренные веки. Мысли, образы, боль, память – все смешалось. Да, сказал маэстро, не зная, кому отвечает и зачем. Мы с Карни на берегу Бухты Прощания. Мы горим, не сгорая. Горит Бравильянка под аккомпанемент пушек Лефевра. «Гори в аду!» – и стальная карусель несет нас с доном Фернаном к убийственному финалу. «Гори в аду!» – мы с маркизом плечом к плечу закрываем Карни от слюнявых бесов. «Гори в аду!» – офицеры под руки тащат дона Фернана, оглушенного взрывом. «Диего! Я здесь!» – лязг стали. Дага отправляется в короткий полет. «Гори в аду!» – дон Фернан бежит прочь. Карни лежит на полу спортзала, из ее груди растет цветок смерти. Кладбище Сум-Мат Тхай. Похороны. Святые люди расчленяют мертвеца, ускоряя путь к новой жизни. Священник играет на дудочке. Почему я вспоминаю это? Здесь, сейчас? Почему я не умер, если помню это?!

– Нет!

Лицо Карни – театральная маска трагедии. Девушку била крупная дрожь. Маэстро сжал ее в объятиях – не помогло. Скажи, что это неправда, без слов кричала Карни. Скажи, что это – кошмар, твой ночной кошмар! Дьявольское наваждение, помрачение рассудка – что угодно, лишь бы не правда!

Господи, взмолился Диего. Научи меня лгать, Создатель!

– Над могилой, – произнесла Карни голосом, какого Диего ни разу от нее не слышал. Так звенят комары летней ночью, так стучат кастаньеты в пляске скелетов, – кружится ворон…

– Что?

– В тихом склепе темно и пыльно…

– Что ты говоришь?!

– Мышью память в углах скребется, подбирает сухие крошки. Нет покоя…

– Замолчи!

– …покоя в смерти нет, – подвела итог Энкарна де Кастельбро.

Когда Карни рассыпалась в его руках вихрем черных снежинок, маэстро не сумел удержать девушку. Зато – подвиг титана! – он смог не закричать. Коллант остановился. Горы остановились. Все остановилось, завершилось, пришло к концу.

– Почему она исчезла? – орал Пробус, брызжа слюной. – Куда?!

Диего молчал.

– Что вы ей сделали? Что вы ей сказали?!

Отстранив помпилианца, к маэстро подъехал Гиль Фриш. Пару секунд – очень, очень долго для гематра – он пристально изучал бледного, как смерть, Пераля.

– Нет покоя, – сообщил ему Диего. – Представляете?

– Что именно?

– Покоя в смерти нет.

Хлестко, наотмашь, Фриш ударил маэстро ладонью по лицу.

– Зарежете меня позже, – с равнодушием механизма произнес гематр, когда рапира в мгновение ока вылетела из ножен и легла поперек его горла, щекоча лезвием кадык. – Сперва я хочу услышать от вас: что произошло? Почему сеньорита Энкарна исчезла?

– Я ее убил.

– Как именно вы ее убили?

– Воспоминаниями.

– Я не ослышался?

– Нет. Я убил ее воспоминаниями.

Тяжесть рапиры сделалась неподъемной. Диего вернул оружие в ножны.

– Продолжайте, – велел Фриш.

– Она узнала, что мертва. Что ее похоронили.

– Это вы ей сказали?

– Она увидела это в моей памяти. Я не знал, что такое возможно.