Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Братья-близнецы отнеслись к его просьбе с пониманием и пообещали от жилища никуда не отходить, огонь в костре поддерживать и без причины не шуметь. Павлов забрался в типи; не раздеваясь, прилег на спальный мешок, и провалился в сон. Ни одного ангела во сне он ни разу не видел, а тут ему приснились сразу трое — существа неземной красоты: голубоглазые, с белокурыми волосами, одетые в белые длинные туники. В руках они держали сверкающие мечи. Ангелы окликнули его по имени, а затем назвали себя: Пистис, Елпис и Агапи. Самый старший из них посмотрел прямо ему в глаза — не ласково и не зло, а очень внимательно, сосредоточенно, и сказал: «Не бойся никого и ничего — мы защищаем тебя! А ты защити ее!» Затем перед ним возникла тонкая и хрупкая девушка в белом подвенечном платье. Лица ее он не видел, так оно было скрыто полупрозрачной вуалью. Старший ангел назвал ее имя: «Вера», — а затем объяснил причину ее появления:

…Павлов проснулся, разбуженный раскатами грома. По покрышке типи стучали крупные капли дождя. Один за другим последовали сильные порывы ветра. Над тайгой бушевала весенняя гроза. Он поднялся во весь рост, чтобы прикрыть место для выхода дыма, которое в дневное время выполняло функцию окошка. В этот момент он с удивлением обнаружил, что прямо у входа типи, не раздевшись и не разувшись, спокойно дрыхнут Рико и Люк. Они, вероятно, хотели его разбудить, но вместо этого, бедняги, сами заснули. Павлов выбрался наружу и осмотрелся. «Таежный» костер пылал, раздуваемый порывами ветра, по небу в направлении юго-запада ползла тяжелая грозовая туча, а на севере переливалась всеми цветами великолепная радуга. Возле костра в игрушечном шалаше, сделанном из хвороста, спали два щенка. Почуяв Павлова, пёсики проснулись и заскулили. Дождь скоро закончился, и он смог беспрепятственно заняться домашними делами. Вначале он позаботился о костре, с удовлетворением заметив на краю поляны несколько поваленных ветром старых деревьев: берез и елей. И тут его охватило странное беспокойство, причиной которого была прошедшая гроза. Он побежал к реке, чтобы взглянуть на одиноко стоящую старую сосну на противоположном берегу, в дупле которой, согласно записке Олениной, находился его карабин. Предчувствие его не обмануло. Старой сосны не было, и куда она, поваленная ветром, уплыла, можно было только гадать. Павлов еще раз помянул Оленину нехорошими словами и решил, что, если он ее в другой раз где-нибудь встретит, то первым делом отлупит ремнем. Нажарив на вертеле свинины, немного перекусив сам и накормив щенков, Павлов решил изготовить солнечные часы. Без искусственного прибора для измерения времени он чувствовал себя совершенно беспомощным. Для начала он решил обойтись шестом. И для этого нашел подходящую молодую лиственницу, срубил ее под корень топором, обрубил сучья и снял кору. Когда шест был готов, он заострил его концы и обжег их на огне. При случае такой шест можно было использовать и в качестве оружия. Когда он воткнул шест в землю и по длине отброшенной им тени определил, какой, приблизительно час, из типи выбрались выспавшиеся Рико и Люк и разом заговорили. «Не иначе, как опять мне про свои сновидения будут рассказывать», — подумал Павлов, и не ошибся. Вот, в частности, что они ему поведали:

— О, наш дорогой старший брат! Мы видели во сне папу и маму! Они любят нас! Они сказали, что, когда Магнетрон (Солнце) помчится на огненной колеснице в свой дворец на западном краю земли, на стоянке Белохвостого Оленя появятся гости, которых следует опасаться! Папа и мама просят тебя спрятать от них подальше самые ценные вещи. Лучше, если бы ты их закопал. Да, именно закопал! Так надо для нашего блага. Так надо для твоей пользы! «Опаньки! — подумал Павлов. — Недаром говорят, что устами младенцев истина глаголет. Не иначе, как это — предупреждение, причем, уже ни первое, не второе, а уже Бог знает, какое. Причем, всякий раз, получая знаки „свыше“, я ими неизменно пренебрегал. Но на этот раз я сделаю все, о чем они говорят. А там поглядим. Опять же, любой клад, закопанный в землю, всегда можно раскопать». Он взял лопату и отправился к черному камню, вырыл яму глубиной около одного метра и сложил туда все металлические предметы, включая саму лопату, у которой предварительно отпилил черенок. Туда же он поместил топор, пилу-ножовку, коробки с патронами, пять банок сгущенки, коробку из-под леденцов и эмалированный чайник. Немного подумав, он забрал эмалированный чайник назад, так как не представлял, в чем он будет кипятить воду и заваривать травяной чай.

Перочинный нож, компас и коробок спичек он тоже оставил при себе.

Потом он заровнял землю и прикрыл сухими листьями и ветками. Рико и Люк стояли рядом, и, молча, за ним наблюдали. Когда они вернулись к костру, Павлов чуть не выругался. Он забыл закопать ведро, в котором прошлой ночью коптил грудинку. От копоти ведро стало совсем черным и издали напоминало обугленный пень.

Солнце склонилось к закату, когда на стоянке Белохвостого Оленя появились гости, которых они не ждали. В восприятии Павлова они выросли, как из земли, хотя, на самом деле, пришли через болото со стороны леса. Это был боевой отряд племени аборигенов, которые назвали себя кайяпо. Их было шестеро. Все они были чем-то похожи друг на друга: смуглые, бородатые, с широкими скулами и приплюснутыми носами. Их одежда по фасону и материалу мало отличалась от той, которая была на Павлове. Через плечо на ремешках у них висели кожаные сумки и колчаны со стрелами, волосы подобраны и подвязаны кожаными ремешками. Воины были вооружены луками, копьями и топорами, напоминающими индейские томагавки. Среди них доминировали два рослых мужика с головными уборами из перьев. Они деловито осмотрели поляну и дали команду на привал. Два воина продолжали осмотр местности, пять воинов расположились вокруг костра. Один из них прилег, четверо присели на корточки, распалили и пустили по кругу трубку с длинным деревянным мундштуком. То, что они курили не табак, Павлов понял сразу, как только уловил запах растительного зелья. «Марихуана», — решил он и, наверное, не ошибся. Язык, на котором разговаривали туземцы, был не орландским. Но среди них оказался молодой воин, который мог объясняться по-орландски. Он то и вступил с Павловым в переговоры: похлопал по плечу, предложил присесть на чурбан и присел сам, используя вместо подстилки свой «доломан» — прямоугольный кусок шкуры какого-то пушного зверя, пристегнутый ремнем к кожаной куртке. Рико и Люк в это время находились у Павлова за спиной, стоя, прижавшись, и обхватив его своими ручонками за шею. Всем своим видом они показывали: от своего старшего брата они не отступят ни на шаг, что бы с ним не случилось. Павлов объяснил переводчику, как его зовут и, изображая крайнее огорчение, сообщил, что он и его братья в результате наводнения потеряли своих родителей. Переводчик передал его слова вожакам, которые с пониманием закивали головами и что-то сказали. Павлов даже без перевода понял, что они ему очень сочувствуют. Туземец назвал Павлову свое имя, которое в переводе на орландский означало «медвежонок». Назвал он и имена своих вожаков: Отважный Вепрь и Зоркий Глаз. Говорил он на распев, слегка заикаясь. Павлов поинтересовался у Медвежонка, куда они направляются. Тот немного замялся, но потом сообщил, что стихийное бедствие (землетрясение и наводнение) заставило племя покинуть обжитые места, и в настоящее время его сородичи на лодках и плотах сплавляются вниз по реке, которая протекает в лесу за болотом. Там его сородичи остановились на ночлег и начали сооружать походные жилища. А потом Зоркий Глаз увидел дым со стороны заката Солнца, собрал воинов и пошел проверить, кто находится поблизости от их лагеря. Может, их злейшие враги хунхузы или кто другой. Услышав свое имя, в разговор вступил Зоркий Глаз и успокоил Павлова заявлением о том, что кайяпо не причинят ему никакого вреда, потому что между кайяпо и орландами существует договор о мире, который до сих пор ни одна из сторон не нарушала. Он также сделал ему, разумеется, через переводчика, предложение следовать «по тропе жизни» вместе с ними, принять его и его братьев в свою семью и даже выдать за него замуж одну из его дочерей, которая еще не знала мужчину. Павлов вежливо поблагодарил туземца, сказав, что он польщен его предложением, но воспользоваться им не может, пока у него есть надежда увидеть своих родственников живыми. Когда Медвежонок перевел его слова, Зоркий Глаз даже прослезился и высморкался. Потом он что-то сказал Отважному Вепрю, который в ответ кивнул головой и отдал приказ о возвращении отряда к месту дислокации племени. Кайяпо ушли, захватив с собой эмалированный чайник и одного из щенков. Медвежонок предложил Павлову за это в обмен свой топор с медным лезвием и золотое височное кольцо для украшения прически.