Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Джурджени когда-то знали, что такое фарфор. Имя изобретателя сохранилось в старинных летописях. Но из-за того, что он и его сыновья не захотели делиться своими секретами, после их смерти производство фарфора также умерло, и от него остались лишь воспоминания в виде знаменитого Воздушного чайного сервиза императора Банзай-хана I по прозвищу Справедливый. Долго раздумывать над решением технической задачи обжига фарфора нам не пришлось. Как говорят в Сиракузах, проблема приготовления рисовой каши без риса была разрешена в самый последний момент.

Печных дел мастер Аджубей категорически отказывался класть печи в построенных за лето домах из необожженного кирпича, доказывая всем, что это — полнейшая глупость. Тогда по совету мастера-гончара по прозвищу Битый Горшок колонисты вырыли на склоне холма тоннель длиной 50 локтей (около 25 м), начинающийся топкой, и зацементировали его смесью на основе вулканического пепла. Таким образом, получилась „драконовая печь“, пригодная для обжига керамических изделий: от кирпича и черепицы до больших глиняных кувшинов для хранения продуктов. Из топки раскаленный воздух поднимался до верхней, задней стенки печи. Обжигаемые кирпичи в количестве нескольких сот штук перед началом обжига загружались через топочную камеру и специальные проемы в длинных стенках. В своде печи имелись отверстия для обеспечения воздушной тяги. При хорошем наддуве температура в печи поднималась настолько высоко, что не только бронза, но и сиамский камень переходили в расплавленное состояние. Именно это нам и требовалось. Первые опытные образцы изделий из фарфора, изготовленные Битым Горшком и обожженные печных дел мастером Аджубеем, отличались твердостью, прозрачностью, тонкостью, легкостью и белизной.

Оставалось только научиться покрывать их глазурью и расписывать красивыми узорами и орнаментами. Из фарфора, в принципе, можно изготовить предмет любой сложности, включая объемные фигуры, — и это открывало перед гончарами и художниками колонии поистине безграничные возможности. C особым упорством их высочество искал болотную руду, существующую в природе в виде конкреций, твёрдых корок и слоев.

Теоретически мы знали, что она выходит тонкими (несколько сантиметров) жилами по обрывистым берегам рек и оврагов. Эти жилы возникают только в тех районах, где рядом с местом выхода находятся болота, подстилаемые красными глинами. При этом в самих болотах болотной руды, как правило, нет. Вместе с рудознатцами Ипполитом он обследовал все овраги и прошел до самого истока реки Шакти, но пригодного для разработки месторождения железа так и не нашел. Тогда он приступил к изучению местных болот. Низовые болота оказались совершенно непроходимыми, а верховые практически высохшими.

Единственным положительным результатом его, как он говорил, „болотоходства“ было то, что на верховых болотах он наткнулся на обширные заросли голубики и, наконец, определился со своей будущей женой. Дело было в начале месяца элул (август). На сбор голубики их высочество мобилизовал двадцать незамужних женщин и отправился с ними в качестве сопровождающего, прихватив с собой двух охотничьих собак. Мужчины-колонисты восприняли его решение с пониманием, учитывая то, что он забрал в поход на верховые болота своих бывших наложниц. В отличие от остальных представительниц прекрасного пола, ставших свободными женщинами, эти дамочки всячески пытались доказать, что они — особенные. Иначе говоря, они требовали от юношей и мужчин, которые за ними ухаживали, чтобы те хоть чем-то напоминали им „принца на белом коне“ из волшебных сказок. До верховых болот их высочество и его бывшие наложницы шли пешком, затратив 8 дневных часов. Непривычные к пешему ходу по пересеченной местности, девушки жаловались на усталость, но он безжалостно гнал их вперед, обещая в противном случае оставить на съедение волкам. Чаровницы поначалу хихикали, но, когда он стрелой из арбалета прямо на их глазах поразил росомаху, поняли, что господин не шутит. Некоторые даже вооружились подходящими по комплекции дубинами. Прибыв на верховые болота, он приказал своим подопечным заняться устройством лагеря, объявив им о том, что они сами должны позаботиться о своем месте для ночлега и приготовлении пищи, а по ночам поддерживать в костре огонь и нести караульную службу. Это явилось для них неприятной новостью, и они стали упрекать его за то, что он не взял в поход мужчин.

— Вас же они не устраивают, а других у меня нет — спокойно, ответил он, выслушав недовольных.

— Теперь они нас устраивают! — кричали недовольные.

— Тогда почему с замужеством тяните, людей против себя настраиваете?! — рассердился он. Девушки роптать перестали и стыдливо покраснели. Стояли последние дни уходящего лета. Три дня девушки голубику собирали и здесь же на солнце сушили на длинных листах березовой коры поверх сухой травы. Голубика высыхала, как изюм, и становилась еще слаще. Когда настала зима, сушеная голубика, размоченная в теплой воде с медом, многих спасла от цинги. Чтобы она не портилась, ее хранили в мешках и подвешивали туда, где она могла проветриваться, в проветриваемом месте, так что она никогда не плесневела, и ничего с ней не делалось. Пока девушки собирали голубику, их высочество сплачивал плоты из заготовленного еще в начале лета кругляка, то есть ровно опиленных и очищенных от веток и коры стволов деревьев. Для просушки кругляк был сложен в штабеля на берегу реки напротив тихой заводи. В обратный путь к поселению они должны были отправиться на плотах, и вместе с сушеной голубикой доставить колонистам строительный материал. При помощи мерок из хворостин он производил разметку бревен и делал запилы, вырубки и пазы, необходимые для сборки става. За два дня при помощи протесанных поперечин — стрел, которые расклиниваются в поперечных пазах основных бревен, он связал четыре плота. Обычно большой плот вяжут 2–3 человека, но он справлялся с работой практически один. Чтобы не причинять своим подопечных ненужного волнения и не возбуждать соперничество, он в первый же день похода, устраиваясь на ночлег, соорудил себе шалаш с лежанкой на одного человека. Его постоянные любовницы: Гюзель, Полина и Марина, — на него обиделись и потребовали объяснений. В поселении на реке Шакти он жил со всеми троими, что их вполне устраивало, но он подавал колонистам дурной пример, нарушая принятые Народным собранием законы о браке, семье и частной собственности. Из трех девушек, с точки зрения „самки в постели“, их высочество отдавал предпочтение Гюзель — любимой дворцовой служанке, да и характером она ему тоже нравилась: озорная, весёлая, смелая, простодушная и верная. Однако в „царицы“ Гюзель не годилась, так как была совершенно не образована. 19-летняя Полина в постели была холодна, как мёртвая лягушка, но зато умела играть на музыкальных инструментах, и обладала потрясающим голосом. Она родилась и воспитывалась в Малом императорском дворце на Альхоне. Ее подарила ему мать-царица Гульнара, заметив, что он питает к ней интерес. Как и большинство избалованных куртизанок, Полина была очень капризна.