Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

Вдобавок ко всему у нее отсутствовал материнский инстинкт. Она трижды прерывала беременность, несмотря на то, что их высочество обещал ей вольную сразу, как только она родит от него ребенка.

27-летняя Марина — бывшая супруга управляющего Казимир-хана была всем хороша: красива, темпераментна, умна и образована, — но у нее по причине какой-то женской болезни не могло быть детей. Итак, ему пришлось, скрепя сердце, объявить Гюзель, Полине и Марине, что по возвращению в поселение он выдаст их замуж за молодых мужчин, которые обращались к нему с просьбой о том, чтобы в соответствии с принятыми законами он их им уступил. Только одна из них, — пояснил он, — может стать его единственной женой. А так как он любит их одинаково, то не может решить, кто из них троих ему милей. Марина предложила бросить жребий и пригласить в качестве свидетелей других девушек. Гюзель и Полина, немного подумав, согласились, но затем Гюзель взяла самоотвод. При этом она сказала:

„Из меня такая же царица, как молодая упрямая ослица, запряженная в плуг“. Оказавшись в положении соперниц, Марина и Полина отошли, чтобы посовещаться. О чем они разговаривали, неизвестно, но, вернувшись, Полина тоже заявила о том, что берет самоотвод. Таким образом, Марина осталась единственной кандидатурой на вакантное место в его постели. Сплав на плотах по реке Шакти прошел без особых происшествий.

Кто-то из девушек, свалившись с плота, окунулся в воде с головой.

Кого-то сильно покусали осы, но в целом все они получили наглядный урок бесперспективности своих капризов, в условиях предоставленной им свободы, и в том числе, выбора своей „половинки“ из числа имеющихся в наличии представителей мужского пола. Возвратившись в поселение, подавляющее большинство участников „голубичного похода“ где-то в течение недели, со своими мужьями определились и безропотно приняли на себя обязательства брачных отношений. В первый день месяца топаз (сентябрь) на очередном заседании Народного собрания их высочество объявил Марину его единственной женой, которая была тому несказанно рада. На том же заседании по моему предложению было принято решение мобилизовать всех незамужних женщин и мужчин (всего около 50 человек) на сбор орехов в кедровых рощах на берегу Елены. Уже при основании поселения Народное собрание по инициативе их высочества объявило живые кедровые деревья священными и не подлежащими вырубке. Обосновывая свою позицию, он очень удачно сравнил кедры „со знатными вельможами в бархатных камзолах“, и доказывал, что по вкусу и питательным свойствам кедровое масло превосходит даже оливковое. Кедровых шишек вблизи от места поселения колонисты собрали не так много, как бы хотелось. Год, видно, был неурожайный. Для сбора ореха выжидался момент, когда шишка намокала от дождей и дул сильный ветер. В итоге шишка падала с дерева сама, как бы отдавая себя в руки сборщиков. Один из наших умельцев по имени Махаон предложил для увеличения производительности труда применить „колот“ — довольно тяжелое устройство, похожее на огромную кувалду. Его закрепляли к земле, оттягивали т и отпускали: удар сотрясал кедр, осыпая с него шишки. Узнав об этом, их высочество пришел в неописуемую ярость.

Собрав людей, он показал, как из-за „колота“ на стволах кедров появляются смолоточащие раны, в них заводятся жучки, которые портят древесину. Но самое страшное, по его словам, это — то, что смола, стекающая по коре, превращает дерево в настоящий факел: во время пожара такой кедр обречен на гибель. При низовом пожаре огонь не может забраться наверх по здоровому дереву, а по истекающему смолой он карабкается легко, и тогда пожар уходит в кроны, приобретая масштаб настоящего бедствия. Я, Толемей-хан, вызвался возглавить „кедровый поход“ на реку Елену и проследить за тем, чтобы кедровые орехи добывались надлежащим способом. Кто-то предложил заодно погрузить в купеческую ладью и пресс Махаона — устройство для холодного отжима масла из лесных орехов, названное так по имени изготовившего его столяра-краснодеревщика Летнего дворца на мысе Принцессы Грез. Через семь дней сборщики кедровых орехов вернулись в поселение, привезя с собой множество кедровых шишек и 12 бочонков кедрового масла — прозрачной жидкости золотисто соломенного цвета с нежным ароматом и тонким, с легкой горчинкой, вкусом. Масло это применяли в пищу, им лечили простудные и кожные заболевания, им заправляли светильники, аромат которых создавал необычную и немного пьянящую ауру. Во время „кедрового похода“ Я, Толемей-хан, обвенчал двадцать молодых пар, и гордился этим даже больше, чем заготовленными кедровыми орехами и маслом. Пять бывших наложниц элитного гарема их высочества до самой зимы не могли выбрать себе мужей, перессорились между собой и поссорили поклонников. Дело дошло до поножовщины.

Долго мы думали над тем, как погасить конфликт, пока не додумались устроить между мужчинами и юношами, домогавшихся расположения красавиц, спортивное состязание. Победители получили заслуженную награду, а зрители от души повеселились. С окончанием бабьего лета из своей уютной каюты на носу „Эсмеральды“ их высочество Тезей-хан переселился на сушу. В общем бараке ему и Марине выделили маленькую комнату с отдельным входом.

Он сам остеклил мутным ротонским стеклом окно, смастерил деревянные лежаки, стол и платяной шкаф. Марина украсила полы циновками из кедрового лыка и по вечерам развлекала его пением и игрой на лютне.

Частым гостем в их комнате был Алексхан. Ему по понятным причинам с выбором спутника жизни было совсем нелегко, поэтому их высочество решил, что будет лучше, если он и Марина объявят его своим приемным сыном. Таким образом, Алексхан, обрел семью и, наконец, избавился от терзающего его чувства страха и одиночества. За все лето и осень колонисты не встретили в тайге ни одной живой души и тихо радовались кажущейся безопасности, которую изредка омрачали встречи с бурыми медведями и росомахами. Однако мы не уставали призывать сограждан к бдительности и осторожности, зная, что по соседству с ними обитают дикие воинственные племена: кайяпо, москиты, далматинцы и т. д. И мы были совершенно правы. Уже в начале осени о том, что на реке Шакти появились люди из Прибайкальской Империи, знали все племена Северного Забайкалья, и первыми, кто раскрыл место их поселения, были орланды. Неуловимые разведчицы-профи (Агафья и Ольга) заприметили женщин необыкновенной красоты и рослых и статных мужчин. Но больше всего их поразил вид их предводителя в блистающих золотом доспехах, который проводил занятия по строевой подготовке со смуглыми и стройными юношами с мускулистыми руками и поджарыми попками (не в пример раскормленным и толстозадым орландским парням). Совет старейшин, обсудив разведывательную информацию, принял решение за новыми соседями еще какое-то время понаблюдать, не привлекая к себе внимание, и уже затем делать выводы насчет того, как себя с ними вести».