Николай Симонов - О завтрашнем дне не беспокойтесь

— Ты живешь одна? — первым делом поинтересовался он, имея в виду личности, проживающие с ней под одной крышей.

— Только я и сын, которого ты уже видел — объяснила она ему свое семейное положение.

— Я вас не стесню? — спросил он, чтобы выяснит ее жилищные условия.

— У меня, конечно, не хоромы. Занимаю две комнаты в трехкомнатной коммунальной квартире в центре города. Соседка с дочерью уехали в деревню, — так, что гарантирую тебе полную анонимность — исчерпывающе ответила она.

— С мужем давно развелась? — спросил он, опасаясь нежелательных встреч и контактов.

— А я и не выходила — сказала она и застенчиво улыбнулась.

— А я так, ни разу и не женился— сказал он, имея в виду отсутствие в паспорте отметки о регистрации брака.

— Ты отбывал срок? — с сочувствием спросила она, теребя в руках дамскую сумочку.

— Откуда ты знаешь? — спросил он с наигранным удивлением, в то же время, обрадовавшись, что ему не придется объясняться перед ней, где он пропадал целых 12 лет.

— Я звонила тебе несколько раз, когда приезжала в Москву. Твой отец мне сказал, что ты пропал без вести. Но по его голосу я поняла, что с тобой произошло какое-то несчастье, и ты — либо в колонии, либо в психбольнице — она хотела еще что-то сказать, но в ее глазах промелькнул испуг.

— Ты права. Я находился в колонии строгого режима под Иркутском — соврал он.

— За что? Извини, но для меня это очень важно— с мольбой в глазах произнесла она, вцепившись в свою сумочку так, как будто в ней находились золото и бриллианты.

— Убийство по неосторожности, побег, второй срок и «химия» на ударной комсомольско-молодежной стройке. Итого: 12 лет, — коротко ответил он, вспомнив этапы жизненного пути одного заслуженного геолога, с которым он познакомился во время студенческой практики на Северном Урале.

— Жаль, очень жаль. Полгода тому назад я стала надеяться на лучшее. В программе «Взгляд» показали сюжет о наших геологах с Дальнего Востока, которые длительное время находились в плену у китайцев, а потом их освободили — сказала она и испытывающее заглянула ему в глаза. Павлов в ответ на ее слова недоуменно пожал плечами, и тогда она, выдержав паузу, внесла существенное уточнение:

— Одного из геологов ведущий программы Влад Листьев назвал Павловым Дмитрием Васильевичем, и пять минут брал у него интервью. Я сама этот сюжет не видела. Пропустила. Мне Нина Петрова и Лена Водонаева, если ты их помнишь, на другой день позвонили и утверждали, что это — ты. Вылитый ты.

— Нине Петровой и Лене Водонаевой передай от меня привет, но это был не я — сказал Павлов, нисколько не удивляясь тому, что среди многочисленных представителей его профессии могут быть его однофамильцы и даже полные тезки.

— Молодец, что не врешь! В таком случае я доверяю тебе то, о чем не сказала бы никогда— с этими словами она открыла свою сумочку и со слезами на глазах передала ему для ознакомления документ под названием «Свидетельство о рождении». Узнав о том, что он официально записан отцом ее сына Дмитрия и, выслушав ее эмоциональные объяснения, от чего и как это произошло, Павлов не рассердился. Сердись не сердись, а факт, как говорится, вещь упрямая, да и к тому же на него, как оказалось на поверку, очень похожая.

— Давай распишемся! — предложил он, чтобы поставить в вопросе об отце Дмитрия Дмитриевича Павлова последнюю юридическую закорючку.

— Ты это серьезно? — спросила она.

— Может, поживем вместе, хотя бы пару месяцев, а там ты уже сама решишь, подхожу я тебе, с учетом судимости, или нет — выдвинул он компромиссный вариант.

— Я подозреваю, что с алкоголем у тебя очень дружеские отношения… Так, ведь? — насторожилась она.

— Отнюдь. Только раз в неделю: в субботу после бани — честно ответил он. Их разговор продолжался еще часа полтора. Они обсудили, кажется, все, включая вопрос о его временном трудоустройстве в городе Смоленске и их будущем переезде в Москву. Ошеломляющей новостью стало для него то, что, оказывается, в начале июня 1978 года Галину Павловну и девчат, которых он приютил в спортзале средней школы на улице Красина, вызывали на беседу в прокуратуру. Следователь по фамилии Мурадов дотошно спрашивал их: не заметили ли они чего-нибудь необычного в его поведении, не было ли с его стороны сексуальных домогательств и так далее. С Леной Водонаевой во время беседы случился глубокий обморок, а Нине Петровой пришлось, сгорая от стыда, объясняться по поводу недавнего аборта и доказывать, что он (Павлов) здесь не причем. За полтора часа до прибытия на станцию Смоленск Центральный Галина Павловна отправилась в свой вагон и вернулась обратно вместе с сыном, который не сном, ни духом не предполагал, что его родной отец едет с ним в одном поезде. А дальше все было, как в индийском кино: счастливые слезы, объяснения в любви, объятья и поцелуи.

Недаром говорят, что жизнь — лучший режиссер, постановщик и сценарист, чем самый гениальный художник. В половине девятого вечера, 3 августа 1990 года, в день пророка Изекиля, они втроем вышли из вагона пассажирского поезда «Минск-Москва» и ступили на перрон железнодорожного вокзала старинного русского города Смоленска, на гербе которого изображены мортира и, сидящая на ней, райская птица Гамаюн.

В первую же ночь пребывания на новом месте Павлову приснилось продолжение сна, в котором он прожил жизнь человека-дельфина по имени Пик-вик из племени глобицефалов. Он не выдержал и рассказал об этом Галине Павловне. Его будущая супруга отреагировала на его рассказ совершенно спокойно, не усмотрев в этом ничего противоестественного:

— Дельфины, они такие забавные и смышленые зверушки. Мой отец вскоре после войны получил путевку в санаторий под Феодосией. Так, он рассказывал, как дельфин плавал за катером, игрался и случайно порезался винтом. После этого он сам приплыл на санаторский пляж и даже позволил медсестре зашить себе рану и остановить кровь (а когда она зашивала жалобно скулил) и потом пролежал часа три, а люди кто был на пляже, поливали его водичкой и зонтик над ним поставили. Вот так он полежал-полежал и потом уплыл в море. [40] Глаз дельфина не только хорошо видит и в малопрозрачной полутьме под водой, и при ярком солнечном свете, но способен при выныривании на поверхность мгновенно перестроиться с одного типа восприятия на другой. Благодаря особому устройству хрусталика, дельфин как бы «надевает другие очки» — с вогнутыми стеклами, которые носят близорукие люди. Исследуя устройство глаза дельфина, можно предполагать, как он видит. Но ответить на вопрос, что видит это удивительное существо, человек не может, как не может и взглянуть на мир глазами дельфина. Глаза дельфина замечательны еще и тем (об этом сообщили ученые еще в 50-е годы XX века), что способны не только воспринимать свет, но и излучать его. И этот свет, этот дар дельфиньих глаз человек уже способен почувствовать и увидеть. Недаром еще во времена античности дельфин служил олицетворением бескорыстной дружбы и любви к человеку…