Эдгар Берроуз - Пираты Венеры

Поглядел на часы. Если расчеты надежны, удар произойдет через пятнадцать минут. Я еще раз подошел к перископу.

Вид, представившийся мне, внушал благоговение. Я погружался в волнующуюся массу черных облаков. Это — как хаос на заре созидания. Гравитация планеты уже схватила ракету. Пол кабины теперь не был подо мной: я стоял на передней переборке; но эту возможность я предусмотрел при конструировании ракеты. Нос ракеты смотрел прямо вниз. В космосе нет ни низа, ни верха, но здесь положение было вполне определенно.

С того места, где я стоял, я мог достать до приборов управления, а рядом была дверь в борту моей сигары. Я выпустил три батареи парашютов и открыл дверь в стене внутренней оболочки ракеты. Парашюты раскрылись с заметным резким звуком и немного снизили скорость падения. Это значило, что я вошел в какого-то рода атмосферу и что нельзя больше терять ни секунды.

Единым движением рычага я выпустил оставшиеся парашюты, затем повернулся к внутренней двери. Ее запоры управлялись большим колесом, установленным в центре двери, и отпирались быстро и легко. Приладив мундштук кислородного шланга к губам, я быстро повернул колесо.

Дверь сразу же без затруднений открылась, и давление воздуха в ракете вытолкнуло меня в пространство. Правая рука схватила кольцо парашюта, но я ждал. Оглянулся на ракету: она мчалась почти параллельно со мной, а над ней раздувались купола парашютов. Лишь один момент я мог ее наблюдать, а затем она канула в облачную массу и скрылась из виду, но какое сверхъестественное зрелище представилось мне в это короткое мгновение!

Когда угроза того, что стропы моего парашюта запутаются в ракете, миновала, я рванул кольцо парашюта, как только облака поглотили меня. Несмотря на шерстяной костюм, я испытывал мучительный холод: облака встретили меня холодным душем в лицо; затем, к моему облегчению, парашют раскрылся, и я стал падать медленно.

Ниже, ниже, ниже летел я, как капля дождя. Я не мог даже предполагать, ни сколько времени прошло, ни какое расстояние я пролетел. Было очень темно и очень сыро, как при погружении в глубины океана, только без ощущения давления воды. Мысли мои за время долгого спуска не поддаются описанию. Возможно, кислород немного пьянил меня — не знаю. Я веселился и был полон страстного желания сорвать покров тайны с этой странной планеты. Мысль о том, что смерть рядом, беспокоила меня меньше, чем то, что я смогу увидеть перед смертью. Я уже почти приземлился на Венеру, точнее привенерился, — первый человек во всем мире, который увидит лицо планеты без облачной чадры.

Вдруг я вылетел в безоблачное пространство и далеко внизу заметил нечто, что в темноте казалось еще одним слоем облаков; это вызвало у меня в памяти часто выдвигавшуюся теорию двух облачных оболочек Венеры. По мере спуска температура постепенно росла, но было все еще холодно.

Когда я вошел во второй слой облаков, температура поднялась настолько, что я это почувствовал. Я перекрыл кислородный шланг и попытался дышать через нос. Глубоко вздохнув, я обнаружил, что для поддержания жизни кислорода в атмосфере достаточно, и астрономическая теория об отсутствии кислорода на Венере разлетелась вдребезги. Сверкнула надежда, как маяк в окутанной туманом дали.

По мере того, как я мягко скользил вниз, я стал ощущать тусклое свечение где-то глубоко под собой. Что бы это могло быть? Очевидно, это не солнечный свет, ведь лучи солнца сюда не доходят, к тому же на этом полушарии планеты сейчас ночь. Естественно, много странных мыслей возникло у меня. Я подумал было, что это свет раскаленного мира, но немедленно отбросил это объяснение как ошибочное, зная, что жар раскаленной поверхности давно испепелил бы меня. Затем мне пришло в голову, что это отражение солнечного света от облаков, но если бы это было так, несомненно, облака вокруг меня светились бы тоже, чего не было.

Казалось, было одно-единственное объяснение. К нему логически должен был прийти любой земной человек, а ведь я был именно земным человеком, цивилизованным существом из мира, уже далеко продвинувшегося в науке и технике. Я отнес источник этого света к проявлению высшего разума. Я мог рассматривать это тусклое свечение только как отражение от нижней поверхности облачной массы искусственного света, вырабатываемого разумными существами на поверхности этого мира. И к ним я медленно опускался!

Я гадал, на кого эти существа могут быть похожи, и, думаю, если я волновался все больше, ожидая момента, когда они предстанут перед моими глазами, то это извинительное в данных обстоятельствах волнение. На пороге такого приключения кто не волнуется в ожидании будущих переживаний!

Я полностью отсоединил мундштук кислородного шланга и обнаружил, что могу дышать легко. Свет подо мной постепенно усиливался. Недалеко от себя, как мне показалось, я увидел в облачной массе смутные тени, но тени чего? Я снял кислородный баллон и сбросил его, и через мгновение услышал явственный удар о почву. Затем темная тень промелькнула прямо подо мной, и еще через мгновение мои ноги ударились обо что-то, что спружинило под ними.

Я упал в массу листвы и крепко схватился за нее, чтобы удержаться. Моментом позже я стал падать быстрее и тогда понял, что случилось: парашют оборвался от удара. Я хватался за листья и ветви, но безуспешно, а затем вдруг внезапно остановился: очевидно, стропы в чем-то запутались. Я надеялся, что удержусь, пока не найду более безопасного места для остановки.

Я стал ощупывать и оглядывать темноту и, в конце концов, руки мои наткнулись на крепкие ветви, а через секунду я уже сидел на них верхом, спиной к огромному стволу дерева — еще одна теория прошла по позорному пути своих предшественниц: вполне очевидно, что на Венере есть растительность. По крайней мере, одно дерево есть. Я мог поручиться за это, так как сидел на нем, и, несомненно, темные тени, которые я видел, — это другие деревья, более высокие.

Найдя надежную опору, я отстегнул парашют, оставив, однако, некоторые из его строп (их я надеялся использовать при спуске с дерева). Сидя на верхушке дерева в темноте среди облаков, никто не сможет сказать, как далеко до почвы. Я снял очки. Затем начал спускаться. Толщина дерева была весьма значительной, но ветки росли достаточно близко друг от друга, чтобы можно было найти надежную опору для ног.

Не знаю, ни как долго я падал сквозь второй облачный слой, ни как долго я спускался с дерева, но все вместе, мне кажется, было близко к двум тысячам футов и, несмотря на это, я все еще был в облаках. Неужели вся атмосфера Венеры всегда утопает в тумане? Я надеялся, что нет, потому что это было печальной перспективой. Свет внизу усиливался по мере того, как я спускался, но не намного. Вокруг меня все еще была темнота. Я продолжал спускаться: утомительная работа, к тому же еще и опасная — карабкаться по незнакомому дереву, в тумане, в ночи, вниз к неизвестному миру. Но я не мог оставаться там, где был, и вверху все же хуже, чем внизу.