Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

Подобные идеи начинали приходить в голову после продолжительных часов всесторонних обсуждений и споров. Основополагающей причиной подобных взглядов была тщательно скрываемая, но все же существующая зависть к свободе человечества на Гелликонии, пускай даже и ограниченной и неверно используемой, — зависть настолько разрушительная для целостности души, что бороться с ней в тесноте и безысходности земной Станции Наблюдения было практически невозможно.

Приближалось начало нового малого года, начало настолько незаметное и непримечательное, что под знойными лучами Фреира, стирающими все различия между временами года, о нем можно было почти забыть. О наступлении нового года не забывала лишь Церковь, отмечающая эту дату своим особым способом.

В томительном ожидании грамоты с разрешением на развод король ЯндолАнганол исхудал и осунулся. С тем чтобы восстановить популярность в народе, он задумал начать новую кампанию в Косгатте, чтобы наконец разделаться с ненавистным Дарвлишем. Иссушающую душу муку он пытался заглушить непрерывной деятельностью.

Помолившись и вытерпев бичевание от рук собственного викария, король ЯндолАнганол поднялся для омовения в свою ванную комнату, после чего оделся и бодрым шагом вышел на дворцовый плац, где его ожидал оседланный хоксни. На короле был богатый кидрант с вышитыми изображениями животных, шелковые штаны и высокие кожаные сапоги. Под кидрантом скрывался кожаный панцирь с серебряными бляхами и гербами.

Любимый королевский скакун, Ветер, под седлом ожидал своего хозяина. Король вскочил в седло. Юлий бегал вокруг, радостно вскрикивал и называл его «отец»; помедлив немного, король нагнулся и одним быстрым движением поднял маленького двурогого к себе в седло. Пустив Ветра рысью, король въехал в негустой холмистый парк позади дворца. На почтительном расстоянии за королем следовал взвод Первого Фагорского — полка, на который король в нынешние тревожные времена возлагал еще больше надежд, чем прежде.

Теплый ветер дул ему в щеку. ЯндолАнганол дышал глубоко и ровно. Все вокруг, куда ни кинешь взгляд, было покрыто серым налетом дыхания извергающегося вдали вулкана Растиджойник.

— Сегодня будут штрелять, — объявил Юлий.

— Да, стрелять.

В лесистой долине, где брассим распростер свои кожистые листья, были расставлены мишени. Несколько человек в темной одежде выполняли последние приготовления. Заметив короля, люди в черном замерли, пораженные королевским присутствием, замораживающим кровь в жилах подданных. Воины Первого Фагорского молча выстроились в цепь и перегородили вход в долину.

Спрыгнув с Ветра, Юлий принялся сновать вокруг, безразличный к опасности предстоящего. Король остался сидеть в седле, грозно сдвинув брови, словно его сила оказалась настолько великой и всеподавляющей, что заморозила кровь даже в нем самом.

Наконец решившись, одна из черных фигур выдвинулась вперед и приветствовала короля. Человек в черном был невысок и худощав, его сложение было необычным. На нем была мешковатая одежда — типичная для представителей его ремесленного клана.

Имя ремесленника было СланджнивалИптрекира. Имя считалось грубым и смешным. Возможно, своему имени мастер и был обязан некоторыми жизненными неудачами, с которыми он пытался бороться, украшая себя длинными торчащими в стороны волосами, пышными усами и напоминающей ухо фагора бородкой. Поэтому его вообще-то незлое лицо приобретало вид несколько устрашающий, а кроме того, странный, так как торчащие в стороны усы и волосы искажали пропорции лица, растягивая его в ширину.

Выдержав орлиный взгляд суверена, мастер облизнул губы. Волнение его объяснялось тем, что по должности своей он являлся главным королевским оружейником и сегодня должен был представить на суд короля шесть ружей, изготовленных по высочайшему приказу в Кузнечном Под ряде по сиборнельскому образцу.

Сегодняшняя проба была уже второй. Шесть ружей первой партии были испробованы половину теннера назад, и в тот раз ни одно из них как следует не сработало. Сегодняшний показ решал судьбу мастера и от этого его волнение постепенно переходило в страх.

Сидя высоко в седле, король оглядел оружейников. Потом, подняв руку, подал сигнал. Неподвижные фигуры ожили.

Для испытания ружей были назначены шесть фагоров-сержантов, которые должны были стрелять один за другим. С тяжеловесными, ничего не выражающими бычьими мордами, сержанты двинулись вперед, ссутулив широкие плечи, являя разительный контраст хлипким фигурам оружейников.

Внешне новые изделия СланджнивалИптрекира в точности копировали оригиналы — сиборнельские ружья. Стволы покоились в выемках деревянных лож, переходящих в приклады длиной около двух футов. К прикладу ствол крепился полосками меди. Запальный механизм был выполнен из железа наилучшего качества, которое способны были сварить только литейщики Кузнечного Подряда. Серебряные накладки с узорами на религиозные темы украшали приклады. Как и сиборнельские оригиналы, ружья Сланджнивала заряжались через дуло.

Первый сержант фагоров занял позицию с ружьем в руках и спокойно принялся следить за тем, как один из оружейников наводит оружие на цель. Сержант опустился на одно колено. Впереди под дулом ружья находился треножник, принимающий на себя основную часть веса оружия.

— Все готово, ваше величество, — почтительно проговорил СланджнивалИптрекира, взволнованно переводя взгляд с оружия на монарха.

Король кивнул с почти безразличным выражением лица.

Фитиль был подожжен, курок нажат и огонь коснулся запальной полки. Заряд взорвался. С оглушительным грохотом ружье разлетелось на куски.

Издав горловой звук, фагор-сержант опрокинулся на спину. Юлий с писком пустился наутек в кусты. Ветер попятился. С деревьев с криками снялись птицы.

Король ЯндолАнганол успокоил своего скакуна.

— Давайте номер второй.

Раненный в лицо и грудь и истекающий сукровицей, сержант-фагор, время от времени издающий слабые блеющие звуки, был поднят на руки своими товарищами и унесен с глаз долой. Его место уже занял второй сержант.

Взрыв, сопровождавший попытку выстрела из второго ружья, был еще сильнее, чем первый. Несколько щепок долетели до короля и ударили в его нагрудник. У сержанта оторвало часть скулы. Третье ружье не выстрелило вообще. После нескольких повторных попыток пуля наконец выкатилась из дула и бессильно упала на землю. Посерев лицом, королевский оружейник нервно рассмеялся.

— Со следующим должно повезти, — пробормотал он.

С четвертым ружьем действительно повезло, хотя хотелось ожидать большего. Ружье выстрелило чин по чину, пуля вылетела из дула и впилась в мишень в самом ее краю. Мишень была самой большой, предназначенной для обучения стрельбы из лука, и стояла от стрелка всего в двух дюжинах шагов, — выстрел был засчитан как удачный.