Яна Завацкая - Холодная зона

— Но если там правда они допустили какие-то ошибки? — спросила Ли, — и голод был из-за этого?

— Может быть, и так, — согласился Ресков, — я не историк, таких подробностей не знаю. А это имеет какое-то значение для нас сейчас? Все допускают ошибки, и мы их тоже допускаем. Важно следить, чтобы не наделать ошибок сейчас, а не копаться до бесконечности в проблемах, существовавших когда-то давно. Сейчас у нас все изменилось, трудности другие, задачи перед нами другие стоят. Лийя, я думаю, лучше, если ты продолжишь. Они к чему-то пришли? Что-то планируют?

— Петр сказал, что надо вносить в школу этот… дискурс. Но постепенно. Например, провести день национальной культуры… никто же не откажется. А что? Мы, кажется, в младших классах делали что-то подобное. Я даже учила узбекский танец.

— Точно, — вспомнил Рустам, — языковые сектора у нас проводили дни культур.

— В общем, наверное, они скоро внесут предложение о дне казахской культуры. В принципе, в этом нет ничего плохого, но мне не нравится, что они при этом скрывают себя самих. Свои намерения. И там будет дискуссия.

— Хрен мы им дадим провести такой день! — угрожающе воскликнул Анвар. Коля поднял руку.

— Ты неправ. Провести надо обязательно, и дискуссию! И даже лучше, если инициатива будет исходить от них. Вот только к этой дискуссии мы подготовимся. Мы будем заранее знать их аргументы. Если бы они не предложили, я бы даже сам сейчас сказал — а давайте вынесем все это на открытое обсуждение!

— Согласен, — наклонил голову Ресков, — но с нашей стороны сейчас не должно исходить никакой инициативы. Если они предложат дискуссию, открытый разговор — подготовиться и провести. Но — мы ничего не знаем о них и о их организации. Коля, понимаешь, в чем дело? Ты сейчас мыслишь как юнком, как коммунар. А мы тут с вами другим делом занимаемся. Для нас важно не переубедить их, а выяснить технические вопросы. Морозова, слушай внимательно, это относится к тебе в первую очередь. Откуда они берут тексты. Кто у них лидер группы. С кем и как они контактируют вне ШК. Но выяснять все это следует без нажима, ни в коем случае не задавая вопросов… понимаешь? Мы еще поговорим об этом с тобой.

— Да я понимаю, — буркнула Ли.

— Лидер, как мне представляется — Петр?

— Ну он взрослый. Наверное, он. Но и Талгыт вообще-то тоже. Петр — он же даже не казах.

— Это ни о чем не говорит. Ладно, ребята, давайте сначала поработаем. Поднимаемся, берем оружие, строимся!

— Противно, — буркнула Ли. Они возвращались с Юлей и Вэнем — только до цеха, дальше им следовало идти по отдельности. Здесь территория была совсем не освещена — в темноте Ли с трудом различала даже силуэты друзей.

— Ты молодец, — возразил Вэнь, — смотри-ка! Внедрилась в группу, шустрая! Мы все искали какие-то подходы издалека, а ты…

— Да пошли бы эти подходы куда подальше! — Ли замолчала. Она не знала, как выразить все чувства, мучающие ее в последнее время. Вернее — с чего начать их выражать.

— Как жить вообще… зачем жить, если все — вот так? — спросила она наконец. Юля остановилась. Поглядела ей в лицо.

— Ты чего? Про что это ты?

— Да противно это все! Вы не видели их, не слышали… а я слышала. И мне противно. Вот живешь тут, занимаешься астрономией. На видаках проблемы решаешь, у нас вроде как самоуправление. На юнкомовских собраниях… И кажется — жизнь вроде такая интересная, и главное — мы сами можем ее менять как захотим, и всем хорошо. А тут видишь людей, которым все вот это — абсолютно пофиг. Понимаете? Я же их персоналы изучила. Они столько лет в коммуне прожили. И ничего не заметили, ничему не научились. У них, оказывается, проблема жизни в том, что их русские угнетают. И главное, нельзя же сказать, что этого нет, раз им что-то обидно, неприятно — то это проблема, которую надо решать. Но почему не решить ее на общем собрании, не сказать об этом открыто? Да хотя бы в субмире открыто об этом говорить, на конфах.

Но они вообще ни о чем не говорят! Они живут сами по себе. Я даже не думала о том, что вот есть в коммуне такие люди.А они есть! И у нас в отряде такие вот тихие есть. Никуда не лезут, работают себе потихонечку… Я думала, ну не страшно, не всем же быть активистами. Но сейчас… Я себя, вы знаете, чувствую такой дурой! Ну такой дурой! И все мы дураки какие-то! Вопросы решаем, школой управляем, учимся, работаем. А люди живут совсем по-другому. Они умные, а мы — дураки.

Ли перевела дух. Ребята остановились на углу цеха, еще в тени здания. Глаза Юли казались огромными и черными на белом лице.

— Это они дураки, — убежденно произнесла Юля, — почему ты слушаешь их? Они… да они просто обыкновенные инды!

Ли вспыхнула и сжала зубы. Индивидуалисты. Как родители. А ведь и с родителями она постоянно чувствовала себя глупой — вот мама, она умная. Она занимается серьезным взрослым делом — зарабатывает деньги, обеспечивает ее, Лийю, себя, копит, приобретает вещи. А Лийя — просто какая-то прекраснодушная дурочка, которая верит в коммуну и любит работать вместе со всеми.

— Нас тогда много, дураков таких, — заметил Вэнь, — нас даже больше, чем этих умных. Наше мнение тебя не интересует?

— Да нет, я все понимаю, — кивнула Ли, — я не о том даже. Просто стало как-то все… не так. Надо скрывать какие-то вещи. Подругам не расскажешь, юнкомам нашей ячейки даже не расскажешь. Вообще — разве это нормальная жизнь? Выслеживать, подозревать… такое ощущение, как в грязь окунулась. Мы же жили нормально. Мы все — как семья, как братья и сестры. И вдруг ты начинаешь вот так — подозревать, выяснять, прятаться. Доносить. Мерзко! — вырвалось у нее, — вообще ничего не хочется больше!

Юля обняла ее за плечи.

— А почему ты думаешь, что война — это только где-то там, далеко? Что война — это не прямо здесь и сейчас? — тихо спросила она, — ведь это и есть классовая борьба.

Ее слова эхом отдались в ушных раковинах. Мир показался Ли нереальным. Звезды качнулись в высоте. Не бред ли все это — высокое звездное небо, темный угол гигантского цеха, стоптанная дорога, и они, трое подростков… и вот эти странные, дикие слова. Война?

— Они же не принадлежат к другому классу, — пробормотала Ли, — какая тут классовая борьба.

— Обыкновенная, — ответила Юля, — она вот такая и есть. Не очень красивая, не как в фильмах.

— Они транслируют ценности другого класса, буржуазные ценности, — добавил Вэнь, — ты не понимаешь, что ли? Им же это все кто-то внушил. С определенной целью.

— Ты давай, Ли, не сдавайся, — Юля сжала ее плечи, — ты у нас молодец. Если не ты, то кто это сделает? Ну… мы же теперь кобристы. Мы знаем, что да, придется скрывать и придется выслеживать. Потому что классовая борьба еще не скоро кончится. Еще весь мир — видишь какой хреновый? Давай, не падай духом. Да, теперь всегда будет так. Но надо когда-то становиться взрослыми.