Яна Завацкая - Холодная зона

После этого КОБР реформировали. Виновные понесли заслуженное наказание. Одна из реформ заключалась в том, что отныне в профшколы КБР принимали только по рекомендациям кобристов — так же, как в партию принимали по рекомендации партийцев.

Даже базового образования кобрист не мог получить без выполнения строжайших требований. И это было оправданно — в руках кобристов зачастую оказывались человеческие жизни, право судить и решать, право применять решения на грани этики.

Но и рекомендации кобристов мало. К абитуриенту профшколы КБР предъявлялись те же требования, что к претеденту на руководящий пост. И даже более жесткие — не просто служба в горячей точке, а обязательно боевые достижения и награды; не просто работа на благо Родины в зараженной и нищей тьмутаракани, а минимум пять характеристик от разных свидетелей и желательно, конкретное выполненное дело — организованное снабжение, построенная фабрика, спасенные жизни.

Словом, желательно, чтобы будущий кобрист уже совершил какой-нибудь подвиг, чудом выжил, проявил героизм и бескорыстие и показал себя едва ли не сверхчеловеком, но при том ни в коем случае не индивидуалистом, а прямо наоборот.

Например, Бинх в четырнадцать лет получил опасное для жизни ранение, в одиночку с другом охраняя боевой пост, друг при этом погиб. Детали подвига Бинха были зафиксированы и доказаны. Но тем не менее, после окончания ШК в профшколу КБР его все равно не приняли — вначале Бинх еще отслужил срочную, и не где-нибудь, а на границе в Малайзии, где как раз был вооруженный мятеж, подстрекаемый агентами ФТА. То есть он снова побывал на войне и снова проявил себя хорошо.

Всякие дополнительные требования — вроде высокого проходного балла, психологических тестов, физической подготовки и знания минимум двух языков — это само собой. Как и принадлежность к партии и соответствующие постоянные проверки.

— Рекомендация будет обоснованной, так как ты помогла, причем с риском для жизни, раскрыть банду националистов, — объяснил Ресков, — но этого мало. Кроме этого, тебе следует отслужить в соответствующем месте и соответствующем подразделении. То есть в разведке. И там, где, как ты понимаешь, неспокойно. Я поговорил с военкомом. У нас есть три вакансии — в Мексику, но это вряд ли, ты не знаешь языка. В Малайзию, там хватит английского, и на польскую границу. Куда тебя возьмут, я пока не представляю, но мы подадим заявления во все эти места. В разведке служить не просто — учебка длится восемь месяцев, потом работа будет сложной, квалифицированной и очень рискованной. Однако если ты пройдешь эту службу, тебя примут в ПШ КБР сразу же. В девятнадцать лет. Ну как, устраивает тебя такое предложение?

Ли молчала. Она была поражена. Честно говоря, мысль о профшколе КБР ей пока еще даже не приходила в голову.

Но разве она не собиралась посвятить свою жизнь борьбе против ФТА?

— Видишь ли, высочайшие требования к кандидатам в ПШ КБР — насущная необходимость. Но они вступают в противоречие с другим требованием — нам нужны молодые агенты. К тридцати-сорока годам человек, конечно, может набрать каких-то заслуг… но работать потом сможет только во внутренней контрразведке. А нам нужна молодежь для внедрения, для работы за рубежом. Но не подумай, что это так просто. Никому из нашей секции я таких рекомендаций не дам. Или почти никому. Некоторым я предложу также пройти армию в разведке и в горячей точке — с тем, чтобы они смогли поступить в ПШ КБР позже, когда-нибудь, если поставят такую цель. Но рекомендацию я могу дать только тебе.

Ли покачала головой.

— Но это неправильно! Многие лучше меня. Юлька вон по военке лучше всех, комвзвода, и языки, и актриса. Коля в ВК школы. Анвар…

— А ты раскрыла банду, — возразил Ресков.

— Да это же случайность. Ну мне повезло!

Учитель покачал головой.

— Случайность? Почти без навыков, без обучения аккуратно внедриться в группу, не выдавая себя, выяснить всю нужную информацию… Морозова, тебе надо лечиться от скромности, иначе ты от нее когда-нибудь помрешь!

Ли слезла с шершавого ствола. Они двинулись вдоль лесной просеки.

— Думай, Лийя. Это твой шанс.

«Да что тут думать?»

Ли внезапно стало легко — она приняла решение. Сомнения — кем стать, чем заниматься в жизни — были слишком тяжелыми. Но это решение она приняла на самом деле еще тогда, лежа под сосной с пробитой ногой и грудной клеткой, в санвертолете. Или даже раньше — когда осознала, что нормальная счастливая жизнь в коммуне больше невозможна, что ее никогда и не было, потому что ходят вокруг люди с двойным дном, с пустыми глазами, всегда готовые клюнуть на удочку заезжих бандитов.

После ранения она и перестала заниматься астрономией. Какая астрономия, какая, к черту, математика, если по земле продолжают ходить мрази вроде Величенко? Ходить и смердеть, и отравлять воздух, и убивать людей…

Наверное, глупо принимать решения, исходя из собственной боли. Но боль была такой сильной, что разом вышибла из головы всю науку и все прекраснодушные мечтания о светлой, спокойной жизни.

— А служить вместе с Валерием… с моим другом — значит уже не получится? — спросила она.

— Он же не может подать заявление во все те же точки, да и неизвестно, в какой его возьмут. Могут и не взять вообще, в горячие точки тоже не всякого берут. Это тебя останавливает?

Ли покачала головой. Ресков протянул ей руку и крепко пожал.

— Ну поздравляю с выбором… будущая коллега!

Что может быть прекраснее ночного костра? Прохладой дышит черное озеро. Пляшут ослепительные языки огня, в небо летят искры, угасают, теряются во мгле. Космос сияет сверху мириадами застывших фейерверков, дымится легкая дорога Млечного Пути, галактической спирали. Кто-то роется палкой в углях, где зарыта картошка, и вот достают ее, горяченькую, в черной корке, невообразимо вкусную. Флягу передают из рук в руки. Валера играет на гитаре, и все поют древнюю-древнюю песню.

Вечер, костер, выпускники, аттестат в кармане, сияющие глаза друзей. Валера отложил гитару и обнял за плечи сидящую рядом Ли. Она счастливо свернулась комочком, как кошка в его руках, прильнула к груди.

Петь уже надоело, над костром вспыхивали и затухали разговоры — то здесь, то там. Костер был слишком большим, чтобы в разговоре участвовали все. Но вокруг Ли сидели ее друзья, самые близкие друзья. Родные. Ее единственная семья.