Игорь Чичилин - Орган времени

После обеда тихий час. Все ложатся в кровати. Совсем не хочется спать. На что же поменять эту резинку? Нет, разговаривать нельзя – воспитательница ходит по коридору и заглядывает к нам в палату. Приходится закрывать глаза, притворяться, что спишь. Некоторые и правда спят. Никогда не понимал, как это можно спать днем.

– Я знаю, где можно достать кремнии, – шепчет друг на соседней кровати. – Хорошие, от них много искр.

Я не успеваю ответить – опять заглядывает воспитательница, и приходиться закрывать глаза. Да, кремнии – это здорово, кремнии могут пойти за резинку. После полдника надо будет заняться этим. Хотя сегодня кино. Говорят, уже привезли. Интересно какое? Можно, конечно, и не пойти, но нет. Кино привозят всего два раза в неделю. Пропустить кино? Нет, это совершенно невозможно.

– Завтра сходим, – шепчу я другу. – Сегодня кино.

Он кивает.

– Там еще… – начинает говорить он.

Но тут мы слышим окрик воспитательницы:

– Ну-ка спать!

И спешно зажмуриваемся.

Я открыл глаза. Как славно сидеть здесь под деревьями! Но все, хватит, пора жить своей жизнью, своими чувствами. Нужно уходить, а то еще, чего доброго, она выйдет из дома. Не знаю, что будет со мной, если я увижу ее. Нет, лучше не пробовать. Здесь хорошо. Здесь легко и радостно. Но больше я не приду сюда. Нет. Нужно жить своей жизнью. Я улыбался. Солнечные блики на моем лице. Деревья шумели листвой. Я встал, еще раз оглянулся вокруг и ушел, благодарный солнечному свету, зеленым листьям и ей, и ей…

Прошла неделя. Я заезжал к Сергею Степановичу. Он сказал, что отдал свою рукопись профессору, тот обещал прочитать и дать ответ дней через десять. Время уже подходило, Сергей Степанович нервничал. Впрочем, не слишком сильно. Если так можно сказать, белыми нервами. Хотя, конечно, он не мог оставаться спокойным, я понимал его и, признаться, сам тоже с некоторым беспокойством ожидал развязки. Но приходилось изображать оптимистичность, успокаивая Сергея Степановича, и, наверно, оптимистичность здесь была вполне уместна. Все ведь действительно работало. Дело было верное.

После окончания рабочего дня, мы с Сергеем Степановичем посидели в уличном кафе у метро, пили пиво. Я рассказывал ему что-то веселое, стараясь отвлечь. Рассказал, как был ребенком. Сергей Степанович улыбался, слушая меня. Потом стал немного грустным. Я поинтересовался, в чем дело.

– Я тоже так хочу, – признался он. – Вы рассказываете столько всего… Я тоже хочу путешествовать в свое прошлое и будущее, быть ребенком…

– Ну вот, – я улыбнулся про себя – сейчас он как раз и говорил как ребенок. – Пожалуй, здесь я вам ничем не могу помочь. Это уж вы сами как-нибудь. Вы ведь не единственный хирург на свете. Как там у вас это делается? Разработаете методику, натаскаете учеников и получите себе в голову ваше устройство.

Он молчал, глядя на машины, проезжающие по дороге рядом.

– А интересно, – спросил я, – когда вы начинали, вам хотелось самому путешествовать во времени или достаточен был только факт, реализация принципа перемещения, неважно на ком?

Он повернул голову, посмотрев на меня с какой-то мукой во взгляде, словно хотел ответить, но мысли, владевшие им, не давали это сделать.

– Понятно, – решил я помочь преодолению его внутреннего конфликта. – Конечно, какую глупость я спрашиваю! Как может не хотеть путешествовать во времени человек, который потратил столько сил на осуществление перемещений во времени? Но, как я понимаю, на первых порах вас удовлетворял и чисто научный интерес. Похоже, эта первая пора прошла – так?

– Ну-у, – кивнул он сквозь свои размышления.

– Но ведь это хорошо, – продолжал я. – Это говорит о достигнутом. Что достигнутое вполне материально и ощутимо, имеет массу, вес. Остается только положить эту основу в раствор, чтобы на ней кристаллизовалась структура. По-моему, как раз этим вы сейчас и занимаетесь. Нужно только подождать и…

– Там в одной главе, – прервал меня Сергей Степанович, – у меня написано не совсем правильно. Нужно было «принимает форму», а я написал «имеет форму».

– Что? М-м-м… – похоже, с таким же успехом я мог говорить все это машинам, проезжающим мимо. – Ну и ладно. Какая разница?

– Как же! Это ведь придает совсем другой смысл. Понимаете, там…

– Сергей Степанович, – мягко остановил я его, – давайте подождем вашего профессора. Думаю, даже если у вас там что-то не так, вы всегда сможете объяснить ему на словах. К тому же это ведь не последняя инстанция – еще сто раз успеете переписать все.

– Да? – рассеянно отозвался он.

– Я вас понимаю. Конечно, это ведь, можно сказать, дело вашей жизни. Но уж потерпите, немного осталось. А лучше просто не думайте об этом, пива вот выпейте.

Он как-то жалобно посмотрел на меня, потом вздохнул и снова отвернулся к машинам. Где-то глубоко в душе мне было смешно смотреть на него – он действительно был похож на ребенка. Но вместе с тем я отлично понимал его и не хотел смеяться над ним.

Через пару дней он позвонил мне.

– Всё, – выдохнул он в трубку телефона. – Завтра. Мы договорились. Он звонил сейчас, и мы договорились на завтра. Приезжайте ко мне в два.

Он даже не спрашивал, смогу ли я приехать. Похоже, он был в крайнем возбуждении. Я не стал томить его.

– Хорошо, – ответил я. – А что он сказал?

– Пока ничего. Говорит, все расскажет при встрече.

– Ну, хоть что-нибудь он сказал?

– Нет. Завтра, все завтра. Вы приедете?

– Да.

– В два часа, – напомнил он.

– Хорошо, – я улыбнулся, чувствуя, что у меня просто нет шансов отвертеться от него на завтра. Впрочем, я и не хотел.

На следующий день я приехал к нему в больницу даже немного раньше. Когда вошел в кабинет, Сергей Степанович сидел за столом, Леночка возилась с какими-то медицинскими принадлежностями. Сергей Степанович тут же вскочил, увидев меня.

– Ну вот, – засуетился он, – хорошо, что вы приехали. Сейчас пойдем.

Он стал снимать халат и укладывать какие-то бумаги в портфель.

– Это исправления, – пояснил он. – Там у меня есть несколько неточностей, я их исправил и хочу сразу показать ему.

– Хорошо-хорошо, – улыбнулся я.

Леночка посмотрела на меня, потом на Сергея Степановича и тоже улыбнулась.

– Лена, – сказал он ей, – если меня будут спрашивать, я ушел. Пусть хоть увольняют. Говори что хочешь.

– Ладно, – улыбалась она, – что-нибудь придумаю. Ни пуха вам…

– К черту, к черту, – отмахнулся он, надевая плащ.

– Расскажешь все дома, – весело сказала мне Леночка.

– Конечно, – успел ответить я, прежде чем вышел из кабинета, влекомый возбужденным Сергеем Степановичем.

Нужно было проехать несколько станций на метро. По дороге Сергей Степанович все рассуждал о своих исправлениях и о том, насколько каждое из них важно или не очень. Я кивал, слушая, хотя не особенно вникая. Приехали мы, конечно, раньше. Примерно на полчаса. Я предлагал идти сразу, но Сергей Степанович сказал, что нет, надо подождать. Я возражал, что зачем ждать, может этот профессор сам сейчас мается от скуки, жалея, что не назначил встречу пораньше. Сергей Степанович даже рассердился на меня за такие слова, говоря, что Олег Борисович не может маяться от скуки, что он очень серьезный и занятой человек, и просто счастье, что он решил уделить нам время, и мы не должны быть настолько неблагодарны, чтобы отрывать его от других дел, а должны подождать и прийти во столько, во сколько назначено. Пришлось соглашаться, доставать сигареты и томиться в ожидании целых полчаса перед серым зданием института.