Митчел Уилсон - Живи с молнией

- Но ведь он мужчина, - возразила Мэри. - Вы же знаете, я всегда ставила себе целью добиться для женщин-ученых одинаковых прав с мужчинами.

- Прекрасно. Но если женское равноправие вы ставите выше интересов науки, то вся ваша борьба ничего не стоит.

- Оставьте, Эрик. Если б он взял себя в руки, то ручаюсь, что у него было бы в сто раз больше возможностей, чем у тех женщин, которых я беру к себе. - Она немного помолчала, затем обернулась к нему и задумчиво спросила: - Эрик, вы действительно хотите, чтобы я взяла его на работу?

Он понял ее намек и рассмеялся.

- Послушайте, Мэри. Я еще не такая важная персона, чтобы заключать с вами сделки. Я еще не принял этого предложения. И, в сущности, мне его пока что никто не делал. Сказать по правде, я уже виделся с Хольцером. Я встретился с ним как раз перед тем, как идти к Тони. Он сам мне позвонил. Мы очень мило побеседовали, я наслушался всяких туманных намеков, но ничего определенного он мне так и не сказал. Он просто играл на моих нервах.

- Это их обычный метод. Если он вам звонил, значит, скоро последует предложение.

- Да? Почему?

- Что значит - почему?

- Разве вас не поражает странность всего этого дела? Мне многое совершенно непонятно. Хольцеру известны обо мне такие вещи, которые он не мог узнать просто так.

- Ну, для этого существует ФБР.

Эрик покачал головой.

- Нет. Это не такое дело, которое могло бы заинтересовать ФБР.

- А не все ли вам равно, что и почему? - спросила Мэри. - Вопрос в том, примете ли вы предложение, если оно будет вам сделано, или не примете.

- Как бы вы поступили?

- Думаю, что приняла бы, - медленно сказала она. - А почему бы и нет?

Эрик улыбнулся.

- Мэри, кого вы обманываете? В день взрыва атомной бомбы и в последующие дни народ хотел получить прямой ответ на волнующий его вопрос. Прошел месяц, другой - и вместо прямого ответа людей запутали окончательно. Неужели вы думаете, что это честная ошибка? Если бы я мог поверить, что вся эта истерия по поводу атомной бомбы порождена искренним заблуждением, я не задумываясь согласился бы на эту работу.

- А вот я в это верю. И подумайте, сколько на таком посту можно сделать для американской науки. Подумайте о субсидиях, которые будут даны университетам!

Эрик снова рассмеялся.

- И, в частности, вашему колледжу! Не это ли волнует вас больше всего, Мэри? Вы и вправду стали настоящей деловой женщиной.

- Вы сегодня второй раз говорите, что я изменилась. А вы-то сами, Эрик? Вы сегодня вошли к Тони с таким видом, будто ждали, что все встанут и по очереди будут подходить к вам с почтительным докладом.

- Возможно, но это только так - привычка, ведь я, как-никак, был начальством. А когда же вы выйдете замуж?

Мэри самодовольно улыбнулась.

- Никогда. Зачем? У меня и так есть все, что мне нужно.

Эрик ничего не ответил и, глядя вперед, на темную панораму ночной улицы, невольно вспомнил тоскливый страх, терзавший ее в тот дождливый день, когда она после смерти матери уезжала в Кливленд. Тогда она с потрясающей ясностью представляла себе свою судьбу и, конечно, не ошибалась. Либо она забыла об этом, либо теперь ей уже все равно. Что же случилось с тех пор, что могло так ее иссушить, грустно думал Эрик. Быть может, и ей довелось провести такую же ночь, какую пережил он у тела Фокса, и она тоже вышла из этого коротенького черного туннеля времени такой же опустошенной, как и он. И когда Эрик подумал о том, что и Мэри испытала такие же леденящие душу переживания, она показалась ему необычайно близкой и понятной. Его уже не коробила ее сухость. Он видел в ней ту, прежнюю Мэри.

- Отвезти вас прямо в отель? - спросила она. - Или вы хотите немного покататься по городу?

- Спать мне еще не хочется. Может быть, мы зайдем куда-нибудь выпить?

- Как хотите.

- Мне все равно. Мне просто хотелось бы еще немного побыть с вами.

Лицо ее осветилось мягкой улыбкой.

- Я тоже об этом думала, - призналась она. - Как вы жили с тех пор, как мы с вами расстались? Много ли было у вас женщин?

- Ни одной, - сказал он. - После вас никого больше не было.

Мэри рассмеялась.

- Эрик, вы необычайно галантны, вы блюдете честь всех женщин, с которыми вы когда-либо имели дело. Это очаровательное и довольно редкое качество. Может быть, зайдем ко мне?

- Не знаю, Мэри, я как раз думал об этом. - Он повернулся к ней и ласково положил ей руку на плечо. - Я спрашивал себя, сохранилось ли в нас хоть что-нибудь от прежнего?

- Нет, - не сразу сказала Мэри. Отсветы пробегающих мимо фонарей то и дело мягко освещали ее лицо. - Теперь все изменилось. Мы стали другими...

- Разве? - спросил Эрик. Он помолчал и потом вдруг его словно прорвало: - Не знаю, мы ли стали другими или мир вырвался из своей орбиты, оставив нас в пустом пространстве. До войны физики жаловались, что они никому не нужны. Теперь все стало по-иному. Мы важные персоны, от нас ждут ответов на важные вопросы, с нами советуются; создаются правительственные комиссии, которыми мы должны будем руководить. И чем это объясняется? Действительно ли мы стали большими людьми или мы просто большие ширмы для людей, которые заправляют всеми делами? Неужели мы никогда не сможем предъявлять свои требования и получать то, что нам нужно?

Эрик уже не мог сдержать гнева, в нем закипели все прежние обиды. Он вспомнил Хьюго и Сабину и с горечью продолжал:

- Кто знает, быть может, мы никогда и не имели того, что, по-нашему, нам было нужно. То, чему мы верили, люди, на которых мы полагались, друзья, которым мы доверяли, - может, всего этого никогда и не существовало, и можно ли говорить, что мы изменились, если в один прекрасный день очутились перед грудой разбитых иллюзий!

Мэри обернулась к нему, неуверенно улыбаясь, - ее испугала горькая злоба, звучавшая в его голосе.

- Боже мой, - мягко сказала она, - что с вами творится!

- Не знаю, может быть, это родовые схватки перед появлением на свет моего решения.

- Какого решения? Вы хотите поступить на работу?

- Да, вы правы, я хочу поступить на эту работу.

- Тогда вернемся к тому, с чего мы начали. Мистер Горин, член правительственной комиссии, хотите ли вы, чтобы я устроила на работу Хьюго?

- К черту Хьюго! Пусть сам о себе заботится.

11

Каждый раз, когда Эрик просыпался в каком-нибудь гостиничном номере, ему казалось странным, что подле него нет Сабины. Он всегда скучал по ней, а в этот раз особенно. С тех пор как он узнал о ее скрытой, обособленной от него внутренней жизни, у него появилось какое-то новое представление о ней. Она казалась ему чужим, малознакомым человеком, и Эрик со страхом думал о том, каким же представляется ей он сам. С некоторым стыдом и смущением он перебирал в памяти последние годы своей жизни с Сабиной.

Их отношения за эти годы установились как-то сами собой. Научная работа поглощала все его время и все силы, иной раз проходили недели, прежде чем Эрик вспоминал о любви. Как-то давно Сабина сказала ему, что никогда бы не приняла равнодушной ласки и не покорилась бы ей, не испытывая желания. Они без споров пришли к обоюдному соглашению, и эта сторона их жизни не вызывала у них никаких осложнений. Он никогда не настаивал, пока их желания не совпадали, и их объятия всегда приносили радость обоим. В течение нескольких дней они чувствовали друг к другу особую нежность, а потом Эрик снова с головой уходил в работу.