Филип Фармер - Легенды Мира Реки. Тайны Мира Реки: Рассказы

— Йа, йа, гут. Еще один писатель. Вы пишете книги. Я их печатаю. Вот и славно. Йа. — И опять погрузился в работу.

Эдгар, признав, что ему мало что известно о запятнанном краской металле и дереве, которые его окружали, упомянул, что выглядит это куда более прогрессивно, чем процесс, посредством которого отпечатали, как он читал, знаменитую Гуттенбергову Библию. Фауст и Дент сообщили, что подкинули кое-какие идеи немцам, которые на них жадно набросились и ввели существенные улучшения.

— Это не вполне типография Франклина, — заметил Лавкрафт, которого уговорили хлебнуть капельку шерри во время ланча. — Но для здешних краев — недурно.

— А знаете, раз у вас столько писателей, — сказал По, — то не могли бы вы изготовлять бумагу подешевле, а переплеты покрепче и учредить периодическое издание… с тем, чтобы решать, какие самые популярные рассказы и романы с продолжениями печатать в виде книг?

— Этот парень хочет возродить дешевые журнальчики, — ухмыльнулся Фауст. — И, откровенно говоря, мы тоже… Мы над этим работаем, мистер По. Поверьте мне… работаем над этим. Как вы думаете, почему нам нужно больше издателей и авторов?

Это безмерно польстило Эдгару. По возвращении он настоял, чтобы был поднят тост за новый проект — журнал «Семь Щипцов», и туда он наверняка с удовольствием включил бы криптографический раздел, к изумлению и восторгу читателей. К этому времени начала действовать послеланчевая жвачка грез, и По испытывал совершеннейшую эйфорию. После всех этих многолетних бесплодных странствий по этому чуждому миру в поисках друзей и дорогой Вирджинии, он наконец нашел хотя бы друзей. А воссоединение с воскрешенной женой, его цель в этой Послежизни? Внутри все еще ныло, но верный алкоголь смягчил страдания.

Бочонок был еще наполовину полон. Писатели сели за выпивку и начали обмен опытом. Лестера Дента попросили объяснить, как возник их издательский дом, и Лестер, сделавший лишь несколько крохотных глоточков пенистого пива, поведал об этом в отрывистой и все-таки притягательной манере.

— Полагаю, делу способствовало то, что мы все оказались на том же участке Реки. Первое, чего мне захотелось, это разыскать других сочинителей. Дьявол, я даже не знал, почему. Какой в этом был прок? Когда я был живой, я писал, большей частью, стремительными рывками, тратя куда больше времени на исследования новых уголков мира. — Он улыбнулся. — В сущности, там и тогда писательство куда важнее для меня, чем я воображал. — Он пожал плечами. — Между мной и Нью-Йорком — миры и старушка-смерть. Не доберешься. Полагаю, писательство не просто в крови, оно в душе… Ну, короче говоря, я дал объяву. А именно — соорудил знаки и расставил их близ грейлстоунов на нескольких пятимильных отрезках вдоль Реки. Там были слова: «Встреча писателей».

Взял нескольких из тех, что подвернулись вверх и вниз по Реке в области Америки двадцатого века и стал привлекать тех, кого, как я счел, стоило втянуть. Они явились из любопытства, полагаю, но большинство, казалось, не сильно прониклось тем, что я задумал. Хемингуэй был слишком занят охотой, преследованием женщин и путешествиями, Фолкнер был занят выпивоном и жвачкой. Стейнбек был занят тем, что пытался понять, почему он здесь, и не прекращал ныть и жаловаться. То же самое с большинством других писателей. Не могу сказать, может, они теперь опять пишут, хотя, большинство не показалось особенно заинтересовавшимся.

А что случилось, так это то, что Ге Фе и Роберт уже переговорили между собой о том, как бы затеять издательство, и, когда я на встрече принялся развивать мои идеи, они завелись с ходу. Присоединились ко мне, помогли созывать новые встречи, и так мы нашли Фреда. Впрочем, Эдгар любезно перенял дело, и для меня это было кстати, поскольку в практических вопросах он соображает лучше моего.

«Послушай», — сказал мне как-то Эдгар. — «То, о чем мы здесь говорим, вероятно, уже обдумывается где-то еще. Вместо того, чтобы затевать что-то здесь, давай спустимся немного по Реке и поглядим, не работает ли кто над печатным станком или чем еще».

Дент пожал плечами.

— Ну, все это заняло некоторое время. Поиски тоже. Но несколько лет назад, черт нас возьми, если мы не набрели на это местечко — и не так уж далеко от мест, где говорят и читают по-английски, что делает его прямо-таки золотым дном. Кого мы здесь нашли, если не Джо Гуттенберга? Он как раз делал более или менее то, чем занимался раньше дома, ну и мы кое-что отпечатали на этой основе, а затем начали нововведения. Эти чудики нашли неподалеку руду, и не так уж сложно оказалось изготовить настоящий пресс. Ну, при наших познаниях в сочетании с навыками Джо, не так уж много прошло, прежде чем мы приступили к стряпне.

Ну, а Берроуз все это время строчил да строчил… Полагаю, мы все карябали. Но мы прочли его опус, и, поскольку Тарзан — самый популярный персонаж, мы сочли, что он, естественно, годится для первой книги. Остальное — история. Так что вы здесь видите, мистер По, начало писательской колонии… а надеюсь, что также издательской империи.

Слова, мистер По. Приключения да идеи, чтобы поддержать души миллионов, чтоб они жили. У нас есть планы… грандиозные планы… И, полагаю, мы искренне счастливы, что вы теперь с нами.

Все это прозвучало, словно музыка, для Эдгара По, и явилось достаточным поводом для новых возлияний и дальнейших тостов.

— А скажи-ка нам, Эдди, на что были похожи твои дни в этом мире? Что ты поделывал? — спросил Говард, акцент его от выпивки еще усилился.

— С вашего дозволения, — заговорил Дент, прежде чем По смог ответить, — мне надо наведаться в деревню. К обеду я вернусь, и, возможно, принесу что-нибудь на десерт, а? Добро пожаловать на борт, мистер По. Ожидаем, что завтра приступите к работе, если и когда достаточно очухаетесь.

Эдгар поднял прощальный тост за одного из новых благодетелей, а затем опять ухнул на скамью. В голове у него все плыло от сочетания жвачки грез с отменным пивом. И того и другого изрядно… Давненько он не был способен настолько себя побаловать. Яркие краски трепетали и мельтешили. Дружелюбные, участливые лица писателей висели, точно милостивые луны в добром небе… И, о! — звезды капали в этом небе огненными слезами.

Словами, в которых звенело торжество читающего стихи, которые изобиловали аллитерациями, были насыщены ассонансами и сдобрены звукоподражаниями, Эдгар Аллан По поведал свою историю. Он рассказал о воскрешении на берегу Реки, о том, как несколько недель считал себя сумасшедшим, плывя куда-то наугад в состоянии бреда наяву.

— Я твердо верю, что умер от поражения мозга, а не от пьянства. Не могу отрицать, что алкоголь воспалил рану в моем больном мозгу, но если бы там не было этой дыры, я бы не умер. Я подумал, видите ли, что приговорен к какому-то странному местечку в преисподней, и что мой ослабевший разум не смог вынести отчаяния, и поэтому я его утратил. Я блуждал много-много дней, прежде чем снова не стал самим собой. К этому времени, увы, я оказался очень далеко от моего времени и моего народа, ибо, откуда я знал, что воскрешение совершалось партиями, в соответствии с родом-племенем и эпохой, а часто даже и страной! Ибо, когда я пришел в чувство и стал кое-что понимать, моя первая мысль была о моей дорогой жене. Я обрел надежду воссоединиться с ней… Милая Вирджиния! Моя родная Сисси! Я устремился обратно в направлении, в котором, как мне чудилось, пришел, от поселения китайцев девятого века, методы которых вернули мне разум. Однако, когда я, наконец, нашел во второй раз обитателей Америки девятнадцатого века, та, что была мне дороже жизни, Вирджиния Элиза Клемм По оказалась потеряна для меня точно так же, как, когда ее не стало в ту ужасную зимнюю ночь 30 января 1847 года.