Шелли Мэрри - Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек.

Прекрасный и спокойный, он словно звал нас покинуть усеянную руинами землю и на его мирной глади искать прибежища от печали и страха.

Несчастный разрушенный город мы созерцали с башни Сан-Марко;371 с тяжелым сердцем оторвавшись от этого зрелища, мы обратили взгляды на море. Оно тоже являлось могилой, но там хотя бы не было ни памятников, ни развалин.

Быстро наступил вечер. Солнце спокойно и торжественно опустилось за туманные вершины Апеннин, окрашивая в золотистые и розовые тона горы на противоположном берегу.

- Такой страной, - сказал Адриан, - озаренной последними лучами заката, является Греция.

Греция! Это слово нашло отклик в груди Клары. Она настойчиво напомнила нам, что мы обещали привезти ее еще раз в Грецию, на могилу родителей.

Зачем ехать в Рим? Что нам делать в Риме? Можно взять здесь любую лодку и править прямо к Албании.

Я стал возражать, указывая на опасности морского путешествия и на то, что видимые на горизонте горы еще весьма далеки от Афин и путь туда лежит через дикие, почти непроходимые места. Адриан, восхищенный предложением Клары, отклонил мои доводы. Время года благоприятствует нам; северо-западный ветер поможет пересечь залив; а затем, в какой-нибудь опустевшеи гавани, мы можем найти легкий греческий каик , приспособленный для такого плавания; в нем мы пройдем вдоль берега Морей, и останется только 458 Последний человек пересечь Коринфский перешеек;373 путь по суше не будет долгим и утомительным - и вот мы уже в Афинах. Эти слова показались мне необдуманными; однако море, отливавшее тысячами пурпурных бликов, выглядело столь безопасным, мои милые спутники были полны такой решимости, что, когда Адриан сказал: "Это не совсем тебе по сердцу, но прошу тебя согласиться", - я не мог долее противиться. В тот же вечер мы выбрали лодку, наиболее подходившую нам по размерам, привели в порядок паруса и всю оснастку и решили, что переночуем в одном из множества дворцов Венеции, а на следующий день, с восходом солнца, отправимся в путь.

Если лазурное море баюкает ветер тихонько,

Бодрым становится сердце пугливое; мне в это время Суша ничуть не мила, и влечет меня тихое море.

Так сказал Адриан, цитируя стихи Мосха, когда ясным утром мы гребли через Лагуну, мимо Лидо, направляясь в открытое море. Продолжая цитату, я хотел добавить:

Если ж бушует пучина и на море гребни, сгибаясь, Пеною брызжут и с ревом огромные катятся волны...*374 Однако мои друзья заявили, что это будет дурным предзнаменованием. И вот, настроенные бодро, мы вышли из мелководья и поставили паруса, чтобы ловить благоприятный ветер. Веселый утренний воздух наполнил их; солнце купало в своих лучах землю, небо и море; волны послушно раздвигались перед килем; игриво целуя темные борта нашего суденышка, они, казалось, приветствовали нас. Берег уходил все дальше; тихая голубая гладь, словно близнец похожая на голубые небеса, плавно несла на себе нашу лодку. Спокойствие царило в воздухе и на воде, и столь же спокойно было у нас на душе. В сравнении с неоскверненной пучиной моря земля представлялась нам могилой, ее скалы и горные вершины - надгробными памятниками; деревья казались плюмажами на катафалках; ручьи и реки стали солеными от слез о погибшем человечестве375. Прощайте, безлюдные города, прощайте, поля, где злаки перемежаются с сорняками, прощайте, многочисленные останки погибшего рода людского! Море! Тебе вверяем мы себя; как некогда были спасены патриархи, проплывшие над затопленной землей, пусть спасемся и мы, отдавшись твоим вечным волнам.

Адриан сидел у руля; я управлял снастями, ветер наполнял наш парус, и мы быстро плыли по спокойной воде. К полудню ветер стих; но едва уловимое дуновение его все же позволяло держаться выбранного курса. Беззаботные мореходы, не видавшие бурь, мы весело беседовали о нашем безопасном плаванье * Пер. М.Е. Грабаръ-Пассек.

Том III. Глава девятая

459

вдоль берега и о прибытии в Афины. Мы намеревались поселиться на одном из Кикладских островов376 и там, в миртовых рощах, среди вечной весны, овеваемые благотворными морскими бризами, прожить долгие, блаженные годы нашего тесного союза. Да разве существует на свете смерть?

Солнце миновало зенит и стало медленно опускаться. Я лежал в лодке, глядя в чистое небо, и мне показалось, будто в его синеве появились легкие белые полоски. Порой я видел их, порой говорил себе, что это мне лишь чудится. Но, пока я смотрел на них, меня охватил внезапный страх; я вскочил и кинулся вперед, к носу лодки; волосы мои при этом зашевелились. На востоке появилась темная полоса ряби, быстро приближавшаяся к нам. Едва я окликнул Адриана, как наш парус затрепетал под напором встречного ветра, а лодка накренилась. На нас стремительно надвигался шторм; солнце сделалось багряным, потемневшее море покрылось клочьями пены, и лодка закачалась на волнах, становившихся все выше.

Так оказались мы в хрупком суденышке, среди злых, ревущих волн, под ударами ветра. На востоке по темному небу неслись навстречу друг другу две огромные тучи; они столкнулись, сверкнула молния, и глухо заворчал гром.

Ему ответили тучи с юга; огненные зигзаги, побежавшие по черному небу, показали нам все нагромождение туч и вздымавшихся к ним валов. Великий Боже! Мы были одни - мы трое, - одни на море и на земле - и должны были погибнуть! Вселенная с ее бесчисленными мирами, и просторы покинутой нами земли, и безбрежное море вокруг - все сошлось в одной точке, на нашей качавшейся лодке, которая несла единственных оставшихся в живых отпрысков славного рода человеческого.

Доброе, излучавшее любовь лицо Адриана исказило отчаяние, но он произнес сквозь зубы:

- И все же они будут спасены!

Клара, бледная и дрожавшая, приблизилась к нему. Он взглянул на нее с ободряющей улыбкой.

- Испугалась, милая? Не бойся, мы скоро будем на берегу.

Темнота мешала мне видеть лицо Клары, но голос ее прозвучал ясно и спокойно:

- Зачем мне пугаться? Ни море, ни буря не страшны нам, если этого не допустит могущественная судьба или Тот, Кто ею правит. К тому же здесь мне не надо бояться, что я переживу вас, - мы и в смерти будем неразлучны.

Тем временем мы убрали паруса, оставив только кливер377, и при первой же возможности изменили курс, направившись по ветру к итальянскому берегу.

Непроглядная ночь смешала все; едва различимыми были даже белые гребни смертоносных волн, и только молнии, впивая в себя тьму, на миг ослепляли нас и снова ввергали во мрак еще более непроглядный. Все молчали; лишь иногда Адриан, сидя у руля, произносил несколько ободряющих слов. Наша скорлупка 460 Последний человек была удивительно послушна рулю и летела по волнам так, словно родилась в море и оно по-матерински берегло свое дитя от опасности.