Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио

Рядом стоял сусанин - длинный, тощий, с неестественно вытянутыми передними конечностями. Вместо лица у мутанта была круглая дыра, обрамлённая мелкими шевелящимися волосиками. Из дыры тащило гнилью.

- Ты хоть зубы почисти, - посоветовал козёл.

- Фыфы, - сказал мутант и наставил на козла лицевую волосню. Видимо, из неё-то и исходила та самая командирская зарука, погубившая нахнахов.

- Не-а, - покачал головой Септимий. - Не работает.

- Уфуфу, - мутант опустил волосы. Протянул длинную лапу к телу Рахмата, стащил с его ноги шлёпку цвета чайной розы и засунул себе в лицевую дыру. Пережёвываемая резина противно заскрипела.

- Э, да ты совсем дурак, - констатировал козёл и вытянул из-за спины меч. Мутант даже не пошевелился, только снова наставил на него шевелящуюся шерсть.

- Ну тады ой, - Попандопулос закруглил диалог, развалив голову уродца напополам.

Сусанин рухнул. Окровавленный кусок недожёванной шлёпки подлетел вверх, угодил в "электру" и выбил из неё фонтанчик фиолетовых искр.

Козлу пришло в голову, что надо бы типа что-то сказать напоследок. Как назло, в голову ничего подходящего не лезло, кроме избитых цитат типа "был ли покойный нравственным человеком". Септимий машинально прикинул насчёт Рахмата и внезапно подумал, что ведь, пожалуй, какая-то нравственность у обезьяна в самом деле была. По крайней мере, о своём выводке он пытался позаботиться, как мог и как умел. Правда, поздно и бестолку, но такова участь большинства устремлений.

- Хуй с тобой, Рахмат, - наконец, сформулировал Попандопулос простыми и точными словами то, что было у него на душе. И был вознаграждён ощущением некоей завершённости, законченности. Ещзё один кусок жизни был прожит и пережит, а теперь перед ним лежали новые дороги.

Через полчаса, отдохнувший и подкрепившийся - Рахмат оказался жёстким и неаппетитно попахивал, зато молоденький нахнах, угодивший несколько ранее в "жарку", ну просто изумительно пропёкся - козёл шёл по узенькой тропке, напряжённо всматриваясь в зелёный туман.

Он искал проход, ведущий в Сонную Лощину.

31 октября 312 года о.Х. Скверная пародия на день.

Страна Дураков, Вондерленд, мини-сити Кавай, дом-усадьба семьи Ловицких

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Дорогая, я задерживаюсь в Понивилле как минимум до праздников. Может быть, ты понадобишься мне здесь, так что не затевай никаких поездок и прочей ерунды! Присматривай за Фру-Фру и обязательно напомни ей про обзорный доклад по работе Комиссии на этот год. Я ей писала, но сейчас она может быть невнимательной. Обязательно напомни ей про доклад! Целую. Мама.

Частная переписка, передано личным бэтменом Мирры Ловицкой.

Альбертина скучала. Не то чтобы ей было нечем себя занять - просто ничего не радовало. А всё то, что порадовать могло бы - как назло, куда-то подевалось, попряталось.

С утра пораньше зарядил мелкий противный дождь. Все планы насчёт сходить на выпас с подружками отложились на неопределённый срок. Куда-то испарилось и намерение посетить салон Жанны Францевны и посмотреть новую коллекцию зимних подков и гиппосандалий. Можно было бы пойти в "Сено". Но "Сено", как назло, закрылось на спецобслуживание - Псюша Сучак, решившаяся, наконец, продолжить род, пригласила на зачатие своего будущего потомства весь кавайский бомонд. Праздник обещал быть грандиозным: псюшина врачка-поневодка спланировала первую консуммацию на два часа дня, а последнюю - на полночь, чтобы максимизировать вероятность зачатия. Остальное время отводилось интенсивной культурно-развлекательной программе - такой, после которой на своих копытах не уходят.

Младшая Ловицкая приглашения не получила. Псюша пребывала в ссоре с альбертининой мамой, которая провернула против неё успешную интригу. Панюню это, конечно, знала, но всё-таки ужасно расстраивалась.

Потом начались какие-то мелкие домашние бедульки.

Забарахлил старый тесла-приёмник, из-за чего электрический пол остыл, а вода в ванной стала совсем ледяной. Теплолюбивую Панюню это выбесило до такой степени, что она забила старую крольчиху, присматривавшую за сантехникой, а потом, чтобы успокоиться, сожгла в камине две корзины маленьких, опустошив таким образом кладовую. Дальше выяснилось, что на кухне кончились медовый овёс, расторопша и соевый шрот. Забивать повара Ловицкая не стала, ограничившись приказом поставить себе клизму со скипидаром. Увы, повар-крысак в припадке раскаяния со скипидаром переборщил и околел от болевого шока... В общем, вместо прекрасного утра образовался полон рот забот.

Разумеется, в другое время Панюню передоверила бы житейские дела Мартину Алексеевичу. Который не то что всё исправил, а просто не допустил бы ничего подобного. Но тот уже третий день сидел с больной Наташкой: старая сука слишком резво кинулась на зов хозяйки, споткнулась о порожек и сломала шейку бедра. Наташкиного ласкового язычка Альбертине не хватало отчаянно. Поэтому вместо того, чтобы просто забить хворую челядинку, она отдала её на излечение лемуру - который был, ко всему прочему, неплохим домашним лекарем. Передоверять же его компетенции кому-нибудь из дурноватой домашней челяди она не хотела - и в результате оказалась вынуждена управляться с навалившимися проблемами сама. Это её совершенно вымотало, но ни капельки не развлекло.

Сначала пришлось скандалить по поводу тесла-приёмника. Бэтмен для мелких поручений метался туда-сюда раз десять, пока коммунальщицы не соизволили прислать енотов-ремонтёров. Те долго копались, всё время спрашивая советов у бригадирши - уродливой толстухи-полусотки, которая выглядела как сам дьявол и вела себя соответствующе. В конце концов выяснилось, что вышел из строя силовой ключ холодного тока. Деталь была не остродефицитной, но вот прямо сейчас на складе её не обнаружилось. Альбертина пришла в ярость и толстуху прессанула: сначала припугнула маминым именем и возможностями, а потом някнула. Та поплыла и силовой ключ всё-таки добыла - Дочь знает как и где. Тепло вернулось, но Панюню пришлось ради сохранности нервов приложиться к бенедиктиновому ликёру. Нервишки слегонца отпустило, но такое начало дня было уже не аллес гут.

За поваром пришлось обращаться к соседкам-эпплджекам, Зуле и Маше Герцен, чинной старобрачной паре, относящейся к верхушке среднего класса: сто сорок и сто тридцать граций соответственно. Сердобольные и участливые Герценки тут же прислали своего домашнего кулинара с недельным запасом продуктов впридачу. Кулинар-богомол, несмотря на инсектоиндую основу, оказался настоящим мастером и сварил Альбертине улётнейшую овсянку с отрубями, какой она в жизни не едала. Панюню поняла, что её повар никуда не годился, окончательно от этого расстроилась - и, само собой, снова приложилась к бенедиктину.