Питер Уоттс - Рифтеры

Но ни те ни другие ее не поймали.

– И куда она делась? – спросил Рикеттс. Он сно­ва пользовался собственными голосовыми связками, и Кларк видела, как его руки слабо движутся по планшету. Уже умирающая нить накала вдруг разгорелась ровным светом от скачка напряжения, произошедшего без ее воли или согласия. Она выгорала дотла.

– Я говорю...

– Она... исчезла, – ответила ему Кларк. – И боль­шая часть использовавшей ее фауны, думаю, тоже вымер­ла, но не вся. Некоторая взялась говорить от ее имени еще тогда, когда она была рядом. Я полагаю, вся эта тема с самозванцами пошла после того, как реальная Лени пропала. Такая стратегия помогала распространять мем или вроде того.

Руки Рикеттса замерли.

– А ты ведь так и не сказала, как тебя зовут, – за­метил он спустя несколько секунд.

Кларк слабо улыбнулась.

То, с чем они сейчас столкнулись, проросло из того, первоначального зерна. Искаженное до неузнаваемости, оно уже не служило собственным целям, а вкусам тех, кто больше всего ценил хаос и пропаганду. Но началось все с «Лени Кларк» – с властного императива продвигать и защищать все, несущее этот тайный пароль. С тех пор в код вписали новые императивы, а старые забылись – но, возможно, не исчезли совсем. Возможно, старые коды еще существовали: замкнутые на себя, незаметные, спя­щие, но целые, как гены древних бактерий в ДНК пла­центарных млекопитающих. Может быть, какой‑нибудь хитрый выверт мог разбудить спящую тварь поцелуем.

Естественный отбор миллиардами поколений форми­ровал предков этого существа: еще миллион поколений они подвергались искусственной селекции. В генотипе, скалящемся на конце родословной, не было отчетливой конструкции – только беспорядочный клубок генов и мусора, заросли излишеств и тупиков. Даже те, кто на­правлял эволюцию монстра на более поздних стадиях, вряд ли представляли, что именно меняют, – не больше, чем заводчик породистых собак в девятнадцатом веке представлял, какие аллели поддерживает тщательно об­думанным родственным спариванием. Дешифровка исто­ков лежала далеко за пределами скромных возможностей Рикеттса.

А вот просто отсканировать код в поисках специфи­ческих текстовых элементов – проще простого. И ничуть не труднее отредактировать код, обойдя такой элемент, – даже если точно не представляешь, что делаешь.

Рикеттс запустил поиск. В плененном шреддере со­держалось восемьдесят семь ссылок на текстовую по­следовательность «Лени Кларк» и ее шестнадцатеричный символ, на стандартный код по обмену информацией и фонетические эквиваленты. Шесть из них спали всего в нескольких мегабайтах от стоп‑кодона, прерывавше­го транскрипцию на этой линии и переводившего ее на другие.

– Значит, если вырезать этот кодон, – предложи­ла Кларк, – тогда все источники, что ниже него, про­снутся?

Парень, озаренный сиянием данных, кивнул:

– Но мы все равно не знаем, что они делают.

– Попробуем догадаться.

– Заставляют «лени» любить «лени», – улыбнулся Рикеттс. Кларк заметила, что еще один из его жизненных показателей ушел в красную зону.

«Может, когда‑нибудь», – подумала она.

Разобраться было несложно – для того, кто знал, от­куда взялись эти монстры. Сплайсинг оказался достаточ­но простым – для того, кто умел кодировать. Стоило этим двум элементам сойтись, и вся революция сверши­лась за каких‑то пятнадцать минут.

Рикеттс сломался на шестнадцатой.

– Я... ахх... – Дрожащий звук, скорее выдох, чем го­лос. Рука тихо шлепнула по матрасу, планшет выпал из пальцев. Телеметрия дала пик по дюжине осей и вытяну­лась по светящимся асимптотам. Кларк целых десять ми­нут беспомощно наблюдала за тем, как примитивные меха­низмы пытаются превратить падение в управляемый спуск.

Им почти удалось. Рикеттс выровнялся над самым горизонтом обморока.

– Мы... справились, – перевела «Вакита». Мальчик так и не снял гарнитуру.

– Ты справился, – мягко поправила Кларк.

– Спорим, это... сработает...

– Проверим, – прошептала она. – Береги силы.

Адренокортикоиды стабилизировались. Кардиограмма

сперва заикалась, потом забилась ровно.

– Правда хочешь сломать?..

Он знал, они это уже обсуждали.

– Обменять Североамериканскую сеть на саму Аме­рику. Разве не выгодная сделка?

– Не знаю...

– Мы этого вместе добились, – ласково напомнила она. – Это ты сделал.

– Хотел проверить, смогу ли... потому что ты...

Потому что она нуждалась в его помощи, а он хо­тел ее поразить. Потому что маленький дикарь из глуши впервые увидел такую экзотическую штучку, как Лени Кларк, и пошел бы на все, лишь бы хоть чуть‑чуть при­близиться к ней.

Как будто она не знала об этом с самого начала. Как будто не использовала его.

– Если ошиблись, – сказал, умирая, Рикеттс, – все рухнет.

«Если я права, все уже рухнуло. Просто мы еще об этом не знаем».

– Рик... они использовали м... ее против нас.

– Лени...

– Ш‑ш, – сказала она. – Отдыхай.

Несколько секунд «Вакита» вокруг них гудела и щел­кала. Потом перевела новое сообщение:

– Закончишь что начала?

Она знала ответ. Просто удивилась и устыдилась, что у этого подростка хватило ума спросить.

– Не закончу, – наконец сказала она. – Исправлю.

– Друзья, если бы узнали, меня бы убили, – задум­чиво протянула машина голосом Рикеттса. – Хотя, – до­бавил он, теперь уже своим голосом, похожим на шорох соломы, – я, наверно... все равно умру. Да?

Индикаторы телеметрии горели в темноте холодными кострами. В тишине вздыхали вентиляторы «Вакиты».

– Думаю, что да, – сказала она. – Мне очень жаль, Рикеттс.

Слабо чмокнули губы, почти невидимая голова ше­вельнулась – может быть, кивнула.

– Ага, я так и... думал. Хоть и странно. Мне же вроде как стало... лучше.

Кларк закусила губу. Вкус крови.

– Скоро? – спросил Рикеттс.

– Не знаю.

– Черт, – выдохнул он, помолчав. – Ну... пока. Я... похоже...

«Пока», – подумала она, но сказать не сумела. Она стояла, слепая и немая, с перехваченным горлом. В тем­ноте что‑то неуловимо сдвинулось: словно кто‑то, долго задерживавший дыхание, наконец выдохнул. Лени протя­нула руку. Мембрана прогнулась, пропустила внутрь. Она нашла его ладонь и сжала ее сквозь пленку толщиной в молекулу.

Когда он перестал отвечать на пожатие, она убрала руку.

Четыре ступени до кабины едва виднелись во тьме. Кажется, уголком глаза Кларк заметила, как показатель АНД перевалил через пунктирную ленточку финиша, но решительно отвела взгляд. Линзы лежали в сосуде, где она их оставила, в подставке на подлокотнике. Лени вставила их в глаза с бессознательной ловкостью, которой темнота не помеха.

Мрак исчез. Кабина проступила зелеными и серыми красками: свет от мединдикаторов был слишком слаб, чтобы восстановить цвета, даже для рифтерских глаз. Изогнутые иллюминаторы растягивали ее отражения на темном фоне, как подтаявшие фигурки из воска.