Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

- Истинная правда! - поддержал его Телемак. - Но пусть Совет голосует о предоставлении кредита, а то мы тут до обеда тут просидим. Все за? Единогласно! А вам, Третья, советую меньше беспокоиться из- за всякой ерунды. Сами подумайте: ну, накупит этот Конкас себе оружия, тряпок, жратвы - кому от этого будет плохо? Всё равно на что- то серьёзное у него не хватит воображения, он же конгар, в конце концов. Так что спокойнее, дорогая, спокойнее! Как говорят конгары, всё будет коннеро !

И всё действительно было коннеро .

- Ни одна экономика не может существовать без базиса, - объявил Батя, и первым делом повелел возвести возле своей юрты прочный сарай, куда конгары под его руководством выгрузили полученные пятьдесят миллиардов драхм Дабы контролировать отток финансов, в самом центре денежной кучи был установлен глубиномер, и Батя торжественно поклялся, что не задумается о завтрашнем дне, пока не увидит "дно".

Из всех его приобретений данного периода следует особо отметить летающий дом на сто двадцать восемь квартир, в котором Батя поселился вместе со всеми родственниками и прихлебателями. Было их порядка четырёхсот человек, и той жратвы, которую за месяц поглощала эта орава, полутора тысячам конгаров хватило бы на год, не меньше. Ели они торопливо, неряшливо и обречённо, словно знали, что однажды это великолепие исчезнет, как дым, а впрок наесться нельзя.

Бате такой подход не нравился:

- Ну как ты жрёшь? - гневно вопрошал он одного из сыновей, который, давясь, обеими руками запихивал в рот целую свиную отбивную. - Как ты жрёшь, дурак? Это что тебе, трава? Смакуй! Ты одну жизнь живёшь, другой тебе не сделают! Живи по- человечески!

- Темные они у меня, - повернулся Батя к Павлу Игнатьевичу Бобрецову, советнику, приставленному к нему Консультативным советом. - До сих пор думают, что они в Румбе.

- Да, здесь, конечно, совсем другой климат, - согласился советник и обвёл взглядом комнату, где проходил обед (надо сказать, что обедал Батя трижды в день, и всякий раз жрал, что называется, от пуза). Обои на стенах были запачканы жирными руками и залиты вином, под ногами, вперемешку с помятыми и пожёванными консервными банками, перекатывались винные бутылки, причём у большинства самым варварским образом были отбиты горлышки. Судя по всему, для многих конгаров штопор так и остался слишком сложным орудием. Чего уж говорить о консервном ноже.

- Я про это и говорю, - сказал Батя с набитым ртом. - Непонятливые люди- то. Эти ещё ладно, а те, что внизу, под нами - те жрать постоянно просят.

- Так вы дали бы им, - сказал советник.

- А я что, не давал? - удивился Батя. - Третьего дня в последний раз пробовали - авось получится. Хрен там! Жратвы свалили на месяц, а сожрали они её минут за пятнадцать. Животами потом мучились, говорили: "Зачем столько? Надо было на завтра оставить!"

- Дали бы ещё раз.

- Я четыреста раз давал, - сказал Батя, и, приложив ко рту кружевную салфетку, деликатно рыгнул. - Не понимают. Как жрали в первый раз, так и жрут. Что в лоб, что по лбу. Два месяца впустую.

- Быть такого не может, - сказал советник. - Отчего ж вы их не заставили понимать?

- Силой, что ли?

- А хоть бы и силой, если по- другому нельзя.

- Эх, Паша, Паша! - сказал Батя. - Как ты не понимаешь. Я же теперь цивилизованный, я как раньше не могу, через кровь. Ты напиши в свою Новую Трою, пусть там газ какой- нибудь придумают, чтобы нюхнул человек - и с копыт. А?

- Не поможет, - покачал головой советник. - Уж сколько таких газов придумали, а порядка нет как нет.

Помимо летающего дома, Батя тратил деньги и на другие, столь же многообещающие проекты. Так, примерно семьдесят миллионов драхм он ухлопал на то, чтобы выложить все дороги в Румбе - конгарском поселении, где он правил почти безраздельно - плитками из швейцарского шоколада. Зачем - одному Богу ведомо.

В другой раз он поспорил с вождём соседнего племени, кто больше закупит у кантонов тактических бомбардировщиков - неважно, в рабочем состоянии или нет. По условия спора каждый бомбардировщик должен быть укомплектован платиновой блондинкой, специалистом по романским языкам, козой, павлином и капитаном дальнего плавания. Приложив немало усилий и потратив четырнадцать миллиардов, Батя спор выиграл, однако когда пришло время требовать от соперника исполнения обязательств, он полностью забыл, ради чего они спорили да и спорили ли вообще.

Не следует думать, будто Батя только и делал, что предавался бесчинствам да устраивал оргии. Он, как и любое разумное существо, сочетал приятное с полезным: по мере сил впитывая уроки цивилизации, не забывал и о радостях плоти. Вот один из примеров того, как выручило Батю знание психологии - или какой- то другой, столь же мудрёной ерунды.

Однажды соплеменники- румбаи в очередной раз пришли его убивать. Бог знает, как они пробрались в летающий дом - должно быть, выстроили живую пирамиду или что- нибудь в этом духе - но, так или иначе, Батю они застали совершенно неподготовленным. В одной набедренной повязке он сидел на кухне и жрал из огромной миски лапшу. Рядом с ним, на трёхногих табуретах помещались две немытые толстые бабы, одна уродливей другой - почему- то, будучи мужчиной, что называется, в самом соку, к таким женщинам Батя питал особенную слабость.

Румбаев же было человек пятьдесят. С десяток самых наглых набилось в кухню, остальные разбрелись по дому, ломая мебель, пачкая обои и оставляя повсюду грязные отпечатки ног. Батя между тем продолжал чавкать, словно ничего не происходило, да так громко, что у предводителя бунтовщиков, Тонкаса, не выдержали нервы.

- Что - вкусно? - спросил он, закипая. - Последний раз жрёшь, больше не получится.

Батя не ответил. Выудив последнюю завитушку лапши, он поднял миску и обрушил себе в пасть настоящий водопад бульона. Повалил аппетитный пар, и конгары в свите Тонкаса стали облизываться: для них, словно для детей, растворимая лапша была настоящим лакомством, редким изысканным деликатесом. Кое- кто из них надеялся, что Батя допьёт не до конца, но тот был упорен, и через какую- то минуту бульон до последней капли оказался у него в брюхе.

- Там горбушка валяется, - обратился Батя к Тонкасу. - Дай- ка её сюда!

Сказал он это столь повелительно, что Тонкас против воли послушался. Получив горбушку, Батя принялся собирать ею остатки бульона и крошечные частички лапши, которые не мог зацепить ложкой. Занимался он этим до тех пор, пока не выскоблил миску досуха.

- Ну вот и пожрал, - сказал он, отложив ложку. - А ты, Тонкас, пошёл вон. И шоблу свою с собой забери.

Хоть Тонкас и терпеливый был конгар, однако на это и он обиделся.

- Что же ты, Конкас? - сказал он. - Мы к тебе по- честному, а ты вон как - зазнался, грубишь, ведёшь себя по- хамски... Честное слово, можно подумать, что тебя каждый день убивать приходят!