Ирина Белояр - Вулкан проснулся, бэйби

— Правда, — кивал я. — Может быть. То есть, получилось почти наверняка.

В конце концов, я заразился ее возбуждением. Долго ходил вокруг да около, наконец, высказал наболевшее:

— Ребенок наш, верно? Значит, нам разрешат забрать его на Гею?

Реакция превзошла мои самые мрачные ожидания. Инга отшатнулась, как от удара:

— Ты хочешь вернуться к этому бессмысленному существованию?!

Я поперхнулся собственным стоном…

Довольно обманывать себя. Моей девочки больше нет.

Теперь я молился, чтобы не было никакой беременности. Не знаю, кто — Бог или дьявол — услышал мои молитвы. Инга вернулась от гинеколога расстроенная:

— Пусто.

Помолчала и добавила с надеждой в голосе:

— Они говорят, что при возможностях современной медицины вылечить мое бесплодие как не фиг на фиг…

В «вулкан» мы больше не играли. А потом и вообще перестали заниматься сексом. Виной тому не только мой саботаж. Просто нас все меньше тянуло друг к другу. В конце концов, влечение исчезло совсем. Остались последние конвульсии любви.

Однажды утром я заглянул в комнату своей подруги. На работу пора, а она спит.

Спит, а на губах… улыбка!

Если бы над крышей пролетел мамонт. Если бы полотеры и тостеры построились в шеренги и отправились митинговать к белому дому. Если бы дождь пошел снизу вверх… это показалось бы заурядным и обыденным.

Улыбка.

Я собрал все, на что способен. Сконцентрировался, как голодный кот на куске мяса. Раньше мы умели читать мысли, получится и сейчас. Прочь неуверенность, прочь комплексы, прочь!..

…Ей снился терновый дым и наше хрупкое счастье.

Прошла минута или час. Я стоял, как над гробом, и ненавидел себя. Нельзя было Инге лететь на Землю. Пусть это нечестно, неблагородно, неправильно, но Инга должна была остаться на Гее. Там, на невысоком плато, где под охраной доброго духа приютился заповедник нежных существ, неприспособленных жить среди людей.

Здесь для моей любимой все было кончено раньше, чем началось.

Бейби, ты сопротивлялась, сколько могла. Но если бы мы понимали, чему себя противопоставили. Мы, плоть от плоти этого мира, он же нас, как облупленных…

…Трус. Вечером я пошел совсем не домой.

Самый молодой доктор института сидела за столом, опустив голову на руки. Перед ней валялся глянцевый каталог «Отдохни достойно». Я кашлянул. Нина не отреагировала. Спит, что ли? Упахалась, бедняжка.

Подошел, тронул за плечо:

— Док! Ночевать лучше дома.

Подняла голову. Плачет. Беззвучно: рот закрыт, глаза закрыты, только слезы текут.

— Чего случилось, дружище?

Вздохнула, вытащила из кармана носовой платочек.

— Он… — хлюп носом, — гонит меня в отпуск.

— Ничего не понимаю. Вы поссорились?

— Да ни черта не поссорились! — выкрикнула Нина. — Просто гонит в отпуск. Три года не ходила, у нас будут проблемы с комитетом охраны труда.

Фигею. Впервые вижу человека, который ревет оттого, что его отправляют отдохнуть.

— Ну, и сходи. Хоть отоспишься. А то иной раз совсем зеленая ходишь.

Наверно, не стоило этого говорить. Про то, что зеленая. Женщины на такие замечания болезненно реагируют… здешние женщины.

— Да хоть серо-буро-малиновая! — рявкнула доктор. — Куда мне деваться эти тридцать дней? На, посмотри! — она швырнула мне каталог. Тяжелый фолиант больно врезал по пальцам — я не успел убрать руку со столешницы. — Куда? Валяться на пляже среди двуногих тюленей? Или податься санаторий, придерживаться режима, кушать только полезное и сдавать мочу по графику? Или просидеть целый месяц дома и возненавидеть собственные стены?

— Ну… что-нибудь можно придумать.

— Валяй. Предлагай, а я буду все отвергать.

Я открыл каталог посередине. На весь разворот — синее небо, ярко-красные купола и обнимающаяся парочка висит на стропах. Лица сияющие. «Какая у вас цель в жизни?» — «Как можно чаще бухаться на землю с двухкилометровой высоты…»

— С парашютом прыгнуть не хочешь?

— Меня не пустят. Группа риска по сосудам мозга.

Голова обычно болит у тех, кто слишком многое берет в голову…

— И к дайвингу не допустят. И хрен с ним, с дайвингом. Вокруг этих баз море кишит двуногими… Я зверею от окружающего мира, дружище. Единственная отдушина — работа…

Прорвало доктора на искренность.

— …а отпуск для меня — мука-мученическая. Прошлый раз, три года назад, я чуть было не отправилась в кабинку счастья. Пусть сотрут, на хрен, все лишнее, если с этим лишним так трудно жить.

— Харакири, — пробормотал я.

— Смешно, да?

— Не смешно. Страшно.

— Правда? А мне уже нет.

Разговор стал в тягость. Но оборвать Нину на полуслове и уйти я не мог. И вежливо тоже не мог уйти. Мы столько раз хоронили друзей, что выработался рефлекс — протяни руку, пока не поздно.

— Док! Слушай, чего мы тут сидим? Вечер уже давно. Пойдем к тебе, выпьем что-нибудь. Ты слабоалкогольные напитки употребляешь?

— Скоро до сильноалкогольных докачусь… Инга не обидится?

— У нас не принято обижаться на такие вещи.

…Вечер стоял синий, прозрачный и юный. Белые шапки яблонь, посыпанные гравием дорожки, безыскусные желтые фонари. Никакого глянца.

Потом мы сидели на тахте и пили сухое вино. В комнате тоже не было никакого глянца. Просто и практично: лампы — там, где нужно, вещи — те, которые необходимы в быту.

— Док! Ты была замужем?

— Один раз, один год. С тех пор только гости иногда.

Ответ прозвучал так, что мне не захотелось развивать тему. И спрашивать какую-нибудь чушь, вроде «а можно я побуду твоим гостем?» не захотелось тоже. Я просто придвинулся к хозяйке и обнял ее за плечи.

Нина выдержала паузу и равнодушным голосом спросила:

— Зачем?

— Неприятно?

— Почему же, приятно. Вот только — зачем? Еще одно бессмысленное приключение.

— Оно не будет бессмысленным. Я заставлю тебя забыть мир, от которого ты звереешь. Хочешь, научу игре «Вулкан проснулся»?

Док рассмеялась:

— Скорую помощь заранее вызовем? А то это… ожоги разной степени тяжести.

— Думаешь, я не в состоянии контролировать собственное тело? Решайся. Ты же потомственный сенситив!

В глазах у нее появились озорные искорки.

— А! Была не была. Проведу этот гребанный отпуск в больнице. Какая, в сущности, разница?

…Я сожгу тебя прежнюю.

Не промою мозги, не сотру память. Твоя память, твоя боль, твои разочарования останутся твоими.

Сожгу твою слабость, усталость, пораженчество и бессилие.

Сожгу тебя взрослую…

Вулкан медленно просыпался.

Я разгорался сам и тянул за собой Нину. Хотел ее спалить и раздувал пламя. Сначала — крохотный язычок. Потом огонь зазмеился по терновым сучьям — это пошла встречная волна. Первая — теплая. Вторая — жаркая. Третья — огнедышащая.