Боб Шоу - Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра

И все пятьдесят сигналов были повторены Джо Уэшберном.

Рафаэл дрожащей рукой погасил окурок сигары. Поднимая микрофон, он чувствовал, как покрывается холодным потом, но постарался, чтобы голос его звучал по возможности равнодушно, дабы ни в коей степени не повлиять на ход эксперимента.

— Джин и Джо, это была разминка, а теперь перейдем к следующему тесту. — Они кивнули головами. Рафаэл отключил Джо и обратился уже только к Джин. — Я хотел бы, чтобы на этот раз ты использовала в равной мере как абстрактные, так и конкретные знаки.

Он склонился над пультом, следя за монитором взглядом человека, играющего в русскую рулетку. Пять дополнительных конкретных символов — дерево, автомобиль, собака, стул и человек — дополняли совокупность до десяти, делая тем самым и так уже капризное счастье еще менее достижимым.

В следующей серии из пятидесяти тестов Уэшберн сделал одну ошибку, а в трех очередных — ни одной. Рафаэл решил дать выход своим эмоциям и отпустить все сдерживающие его до сих пор тормоза.

— Послушайте, — сказал он полным напряжения голосом, — я не знаю, как вы это делаете, но с начала сегодняшнего эксперимента согласованность между вами стопроцентная, а ведь не мне говорить вам, что это значит. Пойдем дальше, посмотрим, куда это нас приведет.

В следующем комплексе тестов Уэшберн совершил четыре ошибки, потом две и ни одной из пяти очередных, которые подбросил ему Рафаэл, прежде чем выключить аппаратуру. И Джин и Уэшберн должны были лично сопоставить свои результаты, прежде чем поверили, что это не какой-нибудь новый трюк, введенный Рафаэлом как дополнительный элемент эксперимента. Когда, наконец, истина дошла до них, они долго смотрели друг на друга — испытующе, недоверчиво.

— Я считаю, что мы должны выпить кофе, Джин, — сказал Рафаэл. — Все это следует обмозговать.

Пока Джин варила кофе, Уэшберн ходил по лаборатории, улыбаясь, тряся головой, сжимая и разжимая кулаки. Рафаэл закурил следующую сигару и почти тут же погасил ее. Он осознал, что ему просто необходимо рассказать кому-нибудь о том, что произошло. И в тот самый момент, когда он протянул руку к трубке, телефон зазвонил.

— Междугородный разговор, доктор, — сказала телефонистка с университетской подстанции. — Звонит профессор Моррисон из Кливленда.

— Благодарю, — ответил Рафаэл глухо, потрясенный совпадением. Ведь он как раз собирался звонить Моррисону, своему лучшему другу среди немногочисленной группы ученых, занимающихся немодной сейчас проблемой парапсихологии и экстрасенсорного восприятия. Рафаэл наперед знал, почему Моррисон позвонил, и его предчувствие нашло подтверждение в полном возбуждения тоне приятеля.

— Фергус? Благодарение богу, наконец-то я тебя поймал! Я должен тебе все это выложить, иначе я просто взорвусь. Ты представить себе не можешь, что тут происходит.

— Почему же, я представляю, — ответил Рафаэл.

— Ну и что же, интересно?

— В телепатическом эксперименте получен стопроцентный успех.

Изумление Моррисона было почти слышимым.

— Да. Откуда ты знаешь?

— Может быть, — ответил Рафаэл уныло, — и я обладаю телепатическими способностями.

Почти целый день Джек Бретон не мог освободиться от впечатления, которое произвело на него обнаруженное им стихотворение.

Он расспрашивал Кэт с такой обстоятельностью, на какую только осмелился, о том, каким образом эта строфа была написана, и проявил живейший интерес к вопросу об автоматическом письме. Кэт это было приятно, она чувствовала себя польщенной его интересом и рассказала ему все относительно способностей Мириам Пэлфри.

Чувствуя, что ему становится все более не по себе, Джек Бретон исследовал результаты сотни опытов с автоматическим письмом и пришел к выводу, что та строфа была единственным подобного рода произведением, вышедшим из-под пера Мириам. Более того, это произошло уже после внедрения Бретона во Время В, и это ни в коей мере нельзя было считать случайностью. Единственным объяснением этого явления, пришедшим ему в голову, без учета того, как он располагал факты, была телепатия. А он не имел ни малейшего желания, чтобы кто-нибудь читал его мысли.

На следующее утро эта идея, казавшаяся совершенно безумной, подтвердилась совершенно неожиданным образом. И так уже натянутые отношения между Джоном Бретоном и Кэт заметно ухудшились после появления Джека. Джон стал еще более сухим и язвительным, если вообще говорил с ней. И все время, как если бы хотел подчеркнуть собственные права на независимое существование в своей Вселенной, непрестанно ходил по дому с приемником под мышкой, запуская его во время передачи последних новостей на полную мощность.

А новости, которые Джек случайно услышал и усвоил частью своего сознания, говорили о необычайных событиях, но Джек был слишком занят своими личными делами и размышлениями над собственным будущим, чтобы обращать внимание на сообщения о делах научных. Если бы он не сделал открытие, что Мириам Пэлфри буквально выкрала что-то прямо из его разума, известие, что телепатические эксперименты сразу в нескольких университетах начали давать сенсационные результаты, вообще не дошло бы него. В свете этого сообщения, однако, Мириам перестала представлять собой необъяснимую угрозу, став просто одним из второстепенных явлений.

С удивлением он убедился, что его отношения с Джоном не испортились. Большой дом был наполнен почти осязаемым эмоциональным напряжением, так как Джон и Кэт все время лавировали, стараясь выбраться из тупика, в котором они находились. Но время от времени случались спокойные минуты, и тогда они с Джоном начинали разговаривать как близнецы, которые давно не видели друг друга. Не без удивления Джек открывал, что Джон значительно лучше и более детально помнит факты их общего детства. Сколько раз он спорил с ним, подвергая сомнению подлинность отдельных деталей, но каждый раз в конце концов соответствующая перегородка в его памяти рушилась, картина приобретала краски, и Джек убеждался, что Джон прав.

Он объяснил себе все это в порядке рабочей гипотезы частым возвращением к воспоминаниям, которые хранила их память: ведь в течение последних девяти лет Джон Бретон жил прошлым. Отсутствие удовлетворения жизнью во Времени В склоняло его ко все более частым проникновениям в хранилище старого опыта.

За короткое время с момента своего прибытия Джек заметил, что Джон безудержно интересуется старыми журналами и сравнивает всех с актерами и актрисами былых времен. Вся его мастерская в подвале была увешана фотографиями автомобилей тридцатых годов с их большими защитными стеклами спереди. («Хотел бы я поездить на такой старой близорукой колымаге, — сказал как-то Джон. В этих больших, крытых тканью сиденьях ты не чувствуешь запах пыли?») А если Джеку удавалось оторвать его от прошлого, он избегал дел сегодняшнего дня, стараясь перевести разговор на темы, касающиеся кинофильмов.