Боб Шоу - Человек из двух времен. Дворец вечности. Миллион завтра

Бретона охватил почти суеверный страх, когда он узнал в нем лейтенанта Конвери, того самого, который в другом потоке времени приходил уведомить его о смерти Кэт, однако постарался не выдать себя.

— Сегодня нет, — ответил он с улыбкой. — Нужно время от времени устраивать себе разрядку.

— С этой стороны я как-то не знал вас, Джон.

— Наверное, потому, что это случается со мной редко.

Бретон заметил, что мужчина обращается к нему по имени, и безуспешно силился вспомнить имя Конвери. Это невероятно, подумал он. Надо же, чтобы так не повезло!

Конвери усмехнулся, показав очень белые зубы.

— Мне приятно слышать, что вы не надрываетесь на работе, Джон. Я сам не чувствую себя тогда таким лентяем.

«Снова „Джон“, — подумал Бретон. — Ведь не могу же я обращаться к нему „лейтенант“, коль скоро мы зовем друг друга по имени».

— Откуда вы здесь взялись?

— А, просто шел мимо. Мне здесь нужно побывать в нескольких местах, — Конвери сунул руку в карман. — На всякий случай прихватил с собой это…

Он вынул бурый, напоминающий камень предмет и вручил его Бретону.

— О! — Бретон осмотрел предмет; он имел форму спирали и состоял вроде бы из сегментов. — Откуда это?

— Мой парнишка достал у кого-то из школьных приятелей. Я обещал ему, что покажу вам и спрошу… — Он понизил голос и выжидающе посмотрел на Бретона.

Бретон смотрел на закрученный спиралью камень, отчаянно думая, что бы ему сказать. Он вспомнил, как Кэт говорила, что Конвери временами вторгается к Джону на кофе и что они часто болтают об окаменелостях. Вероятно, потому, что Джон в силу своей профессии кое-что знал о геологии. Но охватывали ли его знания окаменелости? Он силился вспомнить те времена, когда, больше чем девять лет назад, он интересовался этими обращенными заклятием в камень путешественниками во времени.

— Это вполне приличный экземпляр аммонита, — сказал он, молясь в душе, чтобы Конвери было достаточно столь поверхностной идентификации образца.

Конвери кивнул головой.

— Возраст?

— Что-то около двухсот пятидесяти миллионов лет. Трудно сказать точно: я не знаю, где был найден этот экземпляр.

— Благодарю. — Конвери взял у него окаменелость и спрятал в карман. Его умные голубые глаза замигали, и Бретон внезапно понял, что взаимоотношения Конвери с тем другим Джоном сложные и нелегкие. — Знаете что, Джон?

— Мм?.. — «Интересно, — размышлял Бретон, — почему он с таким упорством пользуется моим именем?»

— Сдается мне, что вы худеете.

— Это очень мило с вашей стороны, что заметили. Здорово отбивает охоту, когда человек неделями голодает без каких-либо видимых эффектов.

— На глаз вы потеряли семь-восемь фунтов.

— Действительно, почти столько, и чувствую себя значительно лучше.

— А мне кажется, что вы лучше выглядели прежде, — задумчиво сказал Конвери. — Теперь у вас такое усталое лицо.

— Потому что я устал. Вот и устроил себе свободный день, — засмеялся Бретон, и Конвери засмеялся тоже.

Внезапно Джек вспомнил о кофе.

— А может, вы рискнете выпить чашку кофе моего приготовления? Кэт пошла за покупками.

— А где миссис Фиц?

Бретон ощутил пустоту в голове, но сразу же понял, что миссис Фиц ведет в доме хозяйство.

— Мы дали ей несколько дней отпуска, — сказал он небрежно. — Она тоже имеет право иногда отдохнуть.

— А из этого следует, что я должен буду рискнуть!

Конвери толкнул дверь, ведущую в кухню, и пропустил Бретона вперед. Готовя кофе, Джек думал о том, что если они в приятельских отношениях, то должны взаимно знать свое отношение к сливкам и сахару, поэтому он схитрил, поставив на стол и то и другое. Обычные домашние дела подействовали на него успокаивающе. Может, он напрасно так испугался этого визита? Даже если бы в эту минуту вернулась Кэт, не произошло бы ничего, что могло бы показаться Конвери странным, а Джон Бретон должен был отсутствовать еще минимум три часа.

Бретон пил черный кофе, такой горячий, что его поверхность покрывала серая дымка пара. Конвери добавил в чашку сливок, а сахар не положил; отхлебывая кофе с выражением видимого удовольствия, он говорил о метеоритном дожде, который превратил ночное небо в парад фейерверков. Удовлетворенный тем, что предмет дискуссии дает ему равные шансы со всеми другими жителями Времени В, Бретон активно поддерживал эту тему.

— Ну, к делу, — сказал наконец Конвери, покончив со второй чашкой кофе. — Мы, слуги закона, не можем болтаться без дела. — Он встал и положил свою чашку в раковину.

— Такова жизнь, — не стишком оригинально заметил Бретон.

Он попрощался с Конвери в патио и вернулся в дом с окрыляющим чувством удовлетворения. Теперь не было ничего, что удерживало бы его от реализации плана вживания в роль Джона Бретона. Единственное, что его беспокоило, это перспектива встречи с людьми, которые знали Джона, и пребывание в их обществе без возбуждения подозрений, даже излишнего интереса к нему. Но ведь свидание с лейтенантом Конвери прошло вполне прилично, и Бретон убедился, что оттяжки не принесут ему пользы, особенно в отношении эмоциональных реакций Кэт, которые, казалось, чем дольше, тем все более усложнялись.

Он поднялся наверх, в комнату для гостей, вынул пистолет, спрятанный глубоко в шкафу, и прижал к губам холодный, блестящий металл.

Когда лейтенанту Блейзу Конвери было четыре года, мать как-то сказала ему, что глухонемые обычно «говорят с помощью рук». Он решил тогда, что такая способность может быть полезна и интересна даже для тех, кто ничем не обделен. В течение трех лет маленький Блейз изо дня в день закрывался в своей комнате и вглядывался в кисть правой руки, которую выворачивал самым странным образом в надежде, что в конце концов наткнется на соответствующую комбинацию движений, которая пробудит в ней голос. Когда, наконец, он открыл — тоже благодаря какому-то случайному упоминанию, — что мать имела в виду язык знаков, он сразу же прекратил свои опыты, и без сожаления. Он узнал истину, и этого ему было достаточно.

Когда лейтенанту Блейзу Конвери было семь лет, отец показал ему диаграмму, представляющую вписанный в круг квадрат, противоположные вершины которого были накрест соединены прямыми. Можно, сказал отец, нарисовать такую штуку, не отрывая карандаша от бумаги и не повторяя ни одну из линий. Конвери работал над решением этой задачи почти шесть лет.

По прошествии первого месяца он был, собственно говоря, уверен, что это невозможно, но отец, который успел к тому времени умереть, утверждал, что видел, как кто-то это сделал, и Блейз продолжал ломать над этим голову. Как-то он наткнулся в одном из журналов на биографию швейцарского математика восемнадцатого века Леонарда Эйлера, основоположника ряда математических теорий. В статье упоминалось о решении Эйлером задачи о семи мостах Парижа: ученый доказал, что невозможно пройти по ним всем, не пересекая хотя бы один из них дважды. Автор мимоходом упоминал, что то же самое доказательство справедливо и для всяческих головоломок — следует лишь сосчитать линии, проходящие через каждую точку пересечения диаграммы: если при этом более чем для двух точек будут найдены нечетные числа, то такую диаграмму невозможно нарисовать, не отрывая карандаша, без повторения какой-нибудь из линий.