Иван Быков - Бюро Вечных Услуг

Нина в какой-то определенный период времени (как выяснилось, весьма непродолжительный) была искренне благодарна Нестору за возвращение. Семья жила, любовь не угасла, все оказалось вновь на прежних рельсах, на кругах своих. «Змеиные дела» были легализованы в принципе, хотя без какой-либо провоцирующей конкретики. На некоторое время Нестор получил карт-бланш: мог уходить и приходить без объяснения целей и пунктов назначения, получил безвременную индульгенцию на пиво и общение с Киром по выходным. В доме теперь вполне уверенно могли звучать слова «Наг», «Наставник», «Раджас», «Контора» и многие другие, которые прежде составляли, по собственному выражению Нины, «мифический сленг», или жестче – «идиотскую метафору твоей безалаберной жизни».

Нестор ожил, воспарил духом, стал перманентно улыбчив и весьма трогательно мил в общении с супругой. В мире правды мужчине – никаких нет в том сомнений – жить проще и понятнее. Недомолвки, полуправда, а иногда и откровенная ложь «во спасение семьи» губительно воздействуют не только на настроение, но и на физическое здоровье. Атмосфера взаимной благодарности царила в трехкомнатной хрущевке на четвертом этаже пятиэтажного дома.

И, как выяснилось, все эти жизненные «счастия» оказались липой. Нина воспользовалась древним приемом психиатрии: подыграла пациенту.

– Что еще тебе нужно? – как-то сказала она пока еще спокойно, однако с таенным напряжением не столько в голосе, сколько в едва уловимой просодии разговора. – Я с тобой спорю? Нет. Перечу? Нет. Я смирилась и приняла твои Наговые фишки. Семья дороже. Ты добрый. Ты умный. Я ценю тебя и люблю. Но не делай меня соучастницей своих странностей – не требуй от меня поддакивать и безумно улыбаться твоим выдумкам.

– Стало быть, все-таки странности и выдумки? – опечалился тогда Нестор.

– Все нормально, – успокоила тогда Нина. – У Вики муж с рыбалки такие россказни приносит – куда там твоим змеям и драконам (Нина так и произнесла: «драконам», с прописной, без всякого пиетета).

Викой звали крестную мать Нестора. Хотя какая она мать? На два или три года младше крестника. Крестился Нестор поздно – в крестные взял Серегу, друга из далекого детства, и Викторию, учительницу начальных классов, сослуживицу Нины. Впоследствии между Серегой и Ниной вышел некий казус, о котором Нестор не хотел не только вспоминать – даже знать об этом не было никакого желания.

И когда Нестор осознал, что он для Нины все равно остается обычным мужиком – учителем высшей категории, заведующим учебной частью, отцом Антона, мужем – кем угодно, но обычным, земным, без «второго дна» (этот каламбур применительно к Нагу тогда позабавил Нестора, Нага Четвертого дна), когда Нестор осознал этот факт окончательно, то погрустнел, улыбаться стал реже, а между ним и Ниной вновь пробежал коварный холодок.

Кир говорил как-то, что быть женой Нага – чуть ли не подвиг. Жена для Нага – это своеобразный якорь, который не позволяет совсем раствориться в Раджасе, навсегда покинув эту Взвесь. Но жена – всегда на земле, а Наг часто уходит под землю – пусть и в метафорическом смысле. Рыбачка – на суше, рыбак в море, вот и не встретятся никак…

Никогда обычной женщине не проникнуть в мир мужчины до самого что ни на есть его сущностного дна, и не важно – второго дна или Четвертого. Это нужно принять, это нужно уважать, это ни при каких обстоятельствах нельзя ставить женщине в вину. Наоборот, в этом ее неоспоримое достоинство. Инстинкт самосохранения заставляет женщину абстрагироваться, уходить подальше от неупокоенных мужских скитаний по иным мирам – иначе женщина сойдет с ума, растворившись в мужчине, безвозвратно утонув в его глубинах. И только так, крепко ухватившись за косу своей Рапунцель, бродяга-принц способен вынырнуть из бездн своего иномирья.

Сегодня Нина сорвалась. Не в первый раз, не без повода. Но это никоим образом не могло изменить неизбежные обстоятельства: воскресенье, встреча, задание Конторы, Нагова работа.

Нестор еще раз взглянул на диванный этюд в серо-синих тонах. Синий. Пусть костюм сегодня будет синий. Сделав выбор, Нестор облегченно вздохнул и потянулся за бежевой рубашкой.

От городской квартиры до «Дома Диониса» идти было минут пятнадцать. Нестор покинул свое жилище загодя – вдруг Нина решит метнуться вслед для перемирия. А не время сейчас.

Шел медленно, однако на месте встречи оказался почти за час. Заглянул в отделение планшетки, отведенное для денег. Деньги были: отпускные – еще не успели растаять в бытовой мгле. Не много, но на пару бокалов вина и сопутствующий гастрономический флер должно хватить. Не спеша поднялся на второй этаж по узкой, но помпезной лестнице. Дежурящий у перил официант-сомелье, весь в бордо и в улыбке, провел к столику. Правда, не сразу.

На втором этаже в «Доме Диониса» было три дегустационных зала. Они были названы в честь наиболее известных вариантов имени бога виноделия: «Дионис», «Бахус», «Вакх». В залах царила атмосфера дороговизны и покоя: кожаные диваны, деревянные соты винотеки по стенам, соответствующие картины и статуэтки Вакха-Диониса-Бахуса. Окон не было, в залах царила полутьма, разряжаемая желтыми очагами подсветки у картин и статуэток.

Был здесь Гермес с младенцем Дионисом на руках – в полный рост, у самой лестницы. Были в рамках на стенах совсем еще дети: Вакх с амфорой на картине Джованни Беллини и Бахус на леопарде Франца фон Штука. Была здесь репродукция юного «Вакха» Караваджо и такой же юный Вакх в «Пьяницах» Веласкеса. На полке стояла уменьшенная копия «Пьяного Вакха» Микеланджело, где бог вина и жизни был еще молод, но уже слегка утомлен виноградной лозой. Были здесь толстые, оплывшие Вакхи Рубенса и Корнелиуса де Воса. Были и другие Вакхи, Дионисы, Бахусы: сидящие в колесницах или на ослах, опочившие на руках вакханок или подле прекрасных нимф; целующие богинь или земных женщин; рождающиеся из бедра Зевса, младенцы, дети, юноши и старики; пьющие, спящие, буйствующие, благославляющие. Всех возрастов, комплекций и состояний. Были сатиры-фавны с копытами, хвостами и фаллосами; их окружали неистовые менады, нимфы, дриады – с обнаженной грудью, бесстыдно раскинутыми ногами, раскрасневшимися лицами. И все – с чашами в руках.

Всю эту экспозицию Нестор довольно бегло осмотрел с разрешения и в сопровождении официанта. В дегустационных залах было уютно, здесь нужно было сидеть часами, раскупоривать одну бутылку за другой, чередовать белое с красным, сухое с крепленым. Здесь нужно было с видом знатока делать выбор между кьянти в оплетенных лыком бутылочках-fiasco, терпким La Fiole в «полурасплавленных» бутылках и пино-нуаром в плоских боксбойтелях.