Иван Быков - Бюро Вечных Услуг

Предположим, и заслуги у Нестора были. Вызволение собственного сына из вражьих лап – это дело семейное, подразумевающее пение дифирамбов в узком кругу, а не понижение по службе. «Смешно звучит – «понижение по службе», – в который раз подумал Нестор. – Везде повышение, а у нас понижение. Либо мы стоим на голове, либо мир покоится не на ногах». Но были достижения и конторского масштаба: успешный сеанс снободрствования с реципиентом Индриным (успешный ли?), ликвидация полуроты агрессивных городских магов, захват стратегически важного артефакта под кодовым названием «Медный змей», устранение одного из двадцати двух иерофантов. Или последнее действие – это должностное нарушение, поскольку совершено было без приказа и вразрез интересам Конторы? Ай, не суть, – сделано себе и сделано.

Выходит, теперь Нестор – Наг Пятого дна? Какие там открываются преференции? Насколько Нестор помнил текст методички, на Пятом дне появлялась у Нагов новая способность – огнеметание. Вот откуда жжение в альвеолах и в области верхнего неба. Рюмка, выпитая залпом за «победу над супостатом», никакого отношения к этому жжению не имеет. Вернее, имеет, и самое прямое, но… Нестор запутался. Надо будет действительно зайти к Наставнику на обратном пути. Как он там пообещал? «Научу огнем дышать»? Зайду, решил Нестор, пусть научит.

Но главное значение нового понижения заключалось отнюдь не в умении дышать огнем. Это все – фокусы, невинные маркеры, которые помогают Нагу в физическом аспекте ощутить собственное понижение на очередной уровень. Пятое дно было серьезным рубежом для каждого Нага по другой причине. Именно здесь, на Пятом дне, предстояло сделать решающий выбор в дальнейшей судьбе и определить свою роль на просторах миров Трилоки: либо со временем надеть пурпурный пояс и посвятить себя миссии Наставничества, либо пройти специальное обучение и продолжить карьеру в качестве «силовика». Других путей в мире Раджаса для Нагов не было. Разнообразные отделы Седьмого дна – технические, научные, стратегического планирования, координации etc – наполняли те же «силовики». Наставники также принимали участие в работе отделов, но пурпурные Наги находились вне иерархии с того момента, как выбирали для себя этот путь.

Теперь Нестор понял, почему Кир предложил задуматься о смене деятельности. Школа требовала полного погружения. Чем больше ты любишь свою работу, тем больше отдаешь ей сил, энергии, времени. На Пятом дне жизнь Нага становится другой: Раджас наделяет способностями, но он же требует отдачи. Не столь важно, какой путь изберет Нестор. В любом случае, до Пятого дна он был больше обычным человеком, чем Нагом. От Пятого дна и ниже Нестору предстоит стать больше Нагом, чем обычным человеком. Вот почему сияла Зоенька – теперь она стала обладательницей пятидесяти процентов акций Нестора плюс один голос. И этот один голос, без сомнений, был решающим.

– Идем, – вздохнул Нестор, накидывая халат после бурного празднования знаменательного события. – Покажешь дорогу к Индрину. Наставник сказал, что доцент обо мне спрашивал.

– Кир тебе больше не Наставник, – радостно сообщила Зоенька, вильнула обнаженными бедрами и почти вскачь припустила по коридорам Раджаса, пытаясь при этом попасть в рукава зеленого халата, – показывать дорогу в междумирье, где Глеб Сигурдович заканчивал свою монографию вдали от иллюзорного Бытия суетной Взвеси.

И муравейник был все тот же, и забор такой же, и даже куст был именно смородиновый. Нестор взял Зоеньку за руку и провел знакомой тропкой к входной двери. Как будто бы и не уходил из дома на Кисельной. В прихожей возникло ощущение, что сейчас из кухни появится Нина, а за ее спиной будет стеснительно прятаться Антон. Нестор вдруг понял, что на подсознательном уровне пытается быстро составить правдоподобную легенду для Зоеньки.

Но из кухни вышел доцент Индрин. Глеб Сигурдович долго смотрел из-под оправы очков на гостей, появившихся в прихожей его временного пристанища. Нестор переминался босыми ногами, а Зоенька присела в низком реверансе. Ее глаза метали задорные искры. Но доцент Индрин лишь скользнул по обнаженной девушке безразличным взглядом – мысли его были не здесь, он дописывал последнюю главу монографии. Индрин протянул руку Нестору, молча пожал руку, протянутую Нестором в ответ, и молча же скрылся на кухне.

– Прошу! – раздалось оттуда. – Посмотрите там по шкафам и вешалкам.

Зоенька переглянулась со своим непосредственным начальником: стоит ли прикрывать наготу или легкая провокация все-таки уместна? Нестор прищуром глаз показал, что не уместна, и змейка невесомо вознеслась по лестнице на второй этаж – смотреть по шкафам и вешалкам. Нестор же заглянул в санузел и обнаружил там бежевый махровый халат, слегка влажный, что в данной ситуации не имело никакого значения.

Индрин листал один из своих «летучих» блокнотов, делал пометки, шевелил губами и смотрел рассеянным взглядом сквозь гостя – в глубины лингвистических ассимиляций и конвергенций. На кухонном столе мерцал экран ноутбука. Нестор сидел, завернувшись в халат, смотрел на Индрина, на совершенно самодостаточного человека, которому никто сейчас не был нужен, – только его блокнот и собственные мысли, – и думал, зачем Наставник чуть ли не приказал ему нанести этот визит.

И вновь тени образов, слов и каких-то тонких то ли пониманий, то ли чувств заплясали вокруг титула «Наставник». Разве сможет он, Нестор, какого бы Дна ни суждено было достигнуть, когда-нибудь выбраться из-под теплого пледа Наставничества, в который так заботливо кутал своего подопечного Кир? «Кир тебе больше не Наставник», – сказала Зоенька. Нет уж, Нестор будет сам решать, кто и какую роль играл, играет и будет играть в его жизни.

Зоенька уже успела на втором этаже, «по шкафам и вешалкам», найти то, что находит любая женщина в доме холостяка, – мужскую рубашку. Рубашка была небесно-голубого цвета и, как все другие вещи доцента Индрина, была мятая, но на теле девушки примятость эта отнюдь не выглядела неряшливо, небрежно, а, наоборот, казалась тщательно продуманным дизайнерским решением. Несколько верхних пуговиц были предусмотрительно расстегнуты. Девушка прошлась по кухне изучающим вихрем, открывая все дверцы и ящички, после чего замерла возле холодильника. Она улыбалась – вид доцента, витающего в таинственных лингвистических мирах, ее забавлял. Наконец она решила вмешаться.

– Накрывать на кухне или на журнальном столике в гостиной? – нарушила Зоенька библиотечную тишину.

Нестор и сам умел, забыв обо всем и не замечая ничего и никого вокруг, увлекаться любимым делом. Но был уверен, что такое – абсолютное – погружение не возможно в принципе: всегда найдется нечто, способное пробудить, вернуть из мира представлений в мир реальных ощущений. Однако отсутствие доцента Индрина здесь и сейчас не было лукавством – он действительно был решительно увлечен блокнотными записями. Но женский голос, призывающий к столу, пусть еще и не накрытому, вырвал его со всеми разветвленными корнями умозаключений из темных филологических глубин. Доцент Индрин очнулся.