Виталий Владимиров - Крест

- Не Пушкин, конечно, но все-таки... Тираж-то какой?

Тираж и гонорар стали единственной темой обсуждения книжки Леонида коллегами по работе.

Илья Жихаревич, школьный дружище, уставился на книжку, словно скульптор на кусок мрамора или столяр на доску, почему-то только переплет стал объектом его пристального внимания, он даже поковырял его пальцем, неопределенно хмыкнул и стал подробно рассказывать, как напряженно и интересно ему работается с редактором над новой своей научной статьей.

Николай молча взял, не разворачивая, глянул - так смотрят случайно задержавшиеся у книжного прилавка: что-то привлекло на мгновение внимание, убедился, что не то, и пошел дальше. Так и Николай положил книжку в сторону - и ни гу-гу.

Был бы Севка жив, тот бы оценил, сам стихи писал. Они с Леонидом даже завели традицию - дарить на дни рождения друг другу написанное за год. Собственно, так потихоньку и сложилась у Леонида рукопись, да и Севкины стихи, аккуратно перепечатанные, сохранились рядом, в ящике стола. Но Севка был в мире ином и Леонид тогда так и не стал разбираться в причинах происшедшего, слишком уж разными ему показались мотивы такого неприятного неприятия его детища, да и не желалось ему считать, что главное-то в другом...

А может быть именно тогда Леонид в первый раз задумался и ощутил свою нестандартность, свое отличие от других? Вот и Татьяна, жена Леонида говорила ему сегодня о том же... Леонид развернулся в постели и в ночном сумраке различил, казавшуюся несоразмерно крупной голову жены. Лицо ее было темное, слепое от закрытых глаз и казалось неживым, если бы не сопение и тихий присвист дыхания. Жена... любимая,,, а в сущности, далекий, а вернее, совсем недалекий, чужой мне человек, подумал Леонид, и чего же я хочу от брата... от отца... от дочки... Кто они? Чужие или просто другие?..

Кто был по-настоящему чужим Леониду, так это тесть с тещей, родители Татьяны. Как хороша была Танечка-Танюшка в девушках! Светлоголовая, стройная хохотушка, она нравилась Леониду своим мягким характером, своей участливостью и острым состраданием к чужой боли, беззаветной преданностью родителям и дому.

Они познакомились на какой-то вечеринке, их факультеты, географический и химический были рядом, стали встречаться и как-то естественно, легко поженились. Словно соединились две половинки, предназначенные друг другу.

Своего дома у молодоженов не было и жили они у родителей Татьяны. Особых проблем не было, тем более, что Леонид надолго исчезал в экспедициях, а когда появилась на свет маленькая Леночка, Аленушка, то помощь ее родителей была воистину ощутимой.

Суть этих людей обнажилась, как дно во время отлива, когда Леонид вступил в жилищно-строительный кооператив и они въехали в свою двухкомнатную квартиру. Родители Татьяны вдруг заявили, что Аленушку они не отдадут. Леонид не мог поверить в невозможное, как это так, взять и отобрать дочку, как кошку, как игрушку. Иное дело Татьяна. Оказалось, что она не в силах разорваться надвое, пойти на ссору с родителями. Она панически боялась скандала, не могла представить себе даже простой размолвки и поэтому не видела ничего страшного в том, что Аленка по настоянию тещи называет папой и мамой своих деда с бабкой.

Леонид с удивлением узнал, что тесть теперь моется с Ленкой в ванной, что дочка спит с ними в одной кровати. Все это по мнению Леонида отдавало какой-то нечистоплотностью, Леонид всяко пытался убедить Татьяну в уродливости таких взаимоотношеий, ругался, уходил из дома, но возвращался, потому что любил свою Таньку, жалел и вины ее в происшедшем не видел.

Так и выросла Елена в доме "папы" и "мамы", была прописана там и стала их наследницей. Леонид называл дочь Еленой Прекрасной и в этом не было особого преувеличения, внешне она была очень привлекательна, но в отличие от матери полностью лишена каких-либо комплексов нежности и привязанности, мыслила привычно для избалованного ребенка, жестко, эгоистично и даже цинично.

Она расчетливо вышла замуж за человека много старше ее, но обеспеченного, связанного с валютным бизнесом, родила ему сына, провернула обмен, в результате которого получилась четырехкомнатная квартира, со вкусом обставила ее, и на все ее хватало - на дом, дачу, собаку, попугая, да и себе Елена ни в чем не отказывала - ни в нарядах, ни в любовниках. И Леониду с Татьяной доставалось то красной рыбки, то бутылка настоящего шотландского виски, то пуховая куртка.

Единственное существо на свете, которое Елена обожала слепой безрассудной эгоцентричной любовью был сын Кирюшка. Елена не отпускала сына от себя ни на шаг и фактически лишала Леонида и Татьяну радости полнокровного общения с внуком, также, как в бытность свою, сама была лишена того же с родителями.

За пролетевшие годы Татьяна плавно переродилась из улыбчивой, как солнечный зайчик, девчонки в грузную седую женщину.

Жизнь ее разделилась на два дома и душа ее разошлась надвое: одна любила родителей, другая - мужа. И не было гармонии в таких единых по сути, но таких разных по предмету чувствах, не было счастья. Родители стали для Татьяны идолами, а она их рабой. Рабой любви... Она всегда и всем поддакивала и настолько перестала ощущать себя как личность, что и разговор начинала так: "А вот мама сказала... Вот и Лена говорит..." Даже во время редкой интимной близости с Леонидом могла вспомнить, что забыла позвонить своим...

А та половинка Таниной души, что принадлежала не только ей, но и Леониду, умерла и на пепле ее осталась неосознанная обида за ущербно прожитую жизнь. И мстительная ревность к Леониду...

Рабская психология, устало подумал Леонид, нельзя сдаваться, иначе обязательно погибнет, умрет в тебе нечто, без чего ты - живой труп. Как лежащая рядом в постели кукла жены. И Леонид ощутил внутреннюю связь перекрестие - утреннего разговора с Николаем и происшедшего в голом застолье.

Леонид, вернувшись из бани, застал жену дома - сегодня она не уехала к дочери ночевать-ухаживать за выживающей от старости из ума матерью. Татьяна молча открыла дверь, не спрашивая, собрала на стол и только, когда Леонид достал из шкафа и поставил перед собой рюмку для водки, обронила:

- Мало тебе там наливали?..

Леонида прорвало и он заговорил. Несвязный, колючий ворох обид достался всем - и Татьяне, и Елене, и Николаю. И тут Татьяна сказала не мамино, не Еленино, а тихое свое:

- Да ты же всегда был белой вороной...

И снова в ночи острая потребность разобраться, понять возвратила Леонида к тому же. Неужели я чем-то иной, не такой как все... Но и все не такие, как я. Никогда мне не думать, не поступить, как тесть да теща или Николай. Господь дал всем свое - индивидуальность. Индивидуальность каждого - это не единство оленьего стада, косяка селедок, воробьиной стаи или клубка могильных червей. У нас, у людей, всяк по-своему снаряжен к жизни. Наше стадо, наш косяк, наша стая, которую мы называем "все" состоит из "я". Без "я" нет "мы". Без множества единокровных "я" нет нации. Но среди множества есть белые вороны... Аномалия, талант... И "мы", "все" настолько против моего изначального "я", что тысячелетиями не возникает, не создается великого, единого, общечеловеческого братства... потому что ДУШЕРАЗДЕЛ у меня с ними...