Ирина Ванка - Секториум

Никто не строил планов, никто не готовил сюрпризов, просто украшали елку. Ольга Васильевна и Антон выбросили из лаборатории микроволновку и принесли настоящую плиту, на которой Ольга Васильевна могла сполна реализовать свои невостребованные на Блазе кулинарные способности, а Антон вспомнить армейские годы, когда служил коком на Северном флоте. Мне полагалось оказывать им содействие, но Миша не отпустил:

— Будешь делать мне прическу, — заявил он. — Кудри выпрямлять.

Всегда, когда Мише хотелось неожиданно сменить имидж, он мочил голову под краном, а потом заставлял меня натягивать на расческу его длиннющие локоны и высушивать феном, чтобы они держались прямо. Держались они недолго. После такой процедуры Миша становился похожим на хиппи и снова шел мочить голову. Но в этот раз он пожелал, чтобы я его подстригла. Я подстригла. Он глянул в зеркало, натянул на голову шапку и побежал искать парикмахерскую неотложку, а может быть, налаживать отношения с одной из бывших любовниц-парикмахерш. Когда Миша вернулся, разглаживать на нем было нечего, и я пошла помогать на кухне.

Нагревательных приборов не хватало. Наши храбрые повара штурмовали технический отсек лаборатории, где имелись скоростные нагреватели. Гума стоял насмерть и клялся, что пока он на трудовом посту, ни один землянин не подойдет к сигирийскому оборудованию. Наши доводы о том, что в бытность Индера земляне по этой территории носились табунами, его не впечатлили.

Петр привез с юга несколько ящиков, набитых фруктами. Французы были устыжены его примером и отосланы за таким же количеством вина. Я достала из чулана огурцы от Ольги Васильевны, которые Мишенька не успел сожрать. Олег Палыч закоптил в дымоходе дичь и, наконец, представил ее общественности. А к дичи — бутыль домашней наливки, которую Ольга Васильевна сразу спрятала, и дичь попробовать не дала. «Потерпите, — сказала она. — Вот, соберемся вместе… сядем за стол…»

Голодный Адам совершал одну за другой ходки по магазинам. Однажды, повстречавшись с ним в коридоре, я почувствовала перспективу вечного вопроса, и оказалась права.

— Где Галкин? — спросил он меня.

— В моем модуле.

— Что он там делает?

— Ест, — ответила я, — борщ со сметаной. А потом будет есть жареную курицу.

Адам облизнулся.

— Ты уверена, что он еще не начал есть курицу?

— Я бы на твоем месте поторопилась.

Когда мы устроились за новогодним столом и разлили шампанское, шеф стал говорить тост, но при этом странно на меня посмотрел. Так смотрят, если забудут предупредить, что вино отравлено. Почему-то я забеспокоилась.

— Все в порядке, — сказал он после того, как мы хорошенько выпили и закусили. — Я хотел сказать, что тебе надо заходить в карантин, а потом подумал, чего ради портить праздник? Челноков на Диск будет достаточно.

С той минуты мне расхотелось продолжать застолье и думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей командировки. Если бы Семен опять не сцепился с Мишей на любимую тему, я ушла бы к себе…

— Ты, — говорил Семен, выпив водки, — специально косишь под еврея. Русского духа в себе не уважаешь!

— А за что его уважать? — отвечал Миша. — Весь твой дух в бутылке уместится. А ты видел хоть раз еврея-алкоголика?

— Что ж ты, думаешь, раз еврей, значит умный? — возмущался Семеныч. — Я знал одного еврея. Идиот был тот еще! Школу едва окончил. Весь квартал ходил посмотреть на такого тупого еврея.

— Вот! — обрадовался Миша. — За квартал ходили! А чтобы увидеть тупого русского, из дома выходить не придется. Достаточно зеркала.

Контора медленно напивалась. Алена собрала вокруг себя толпу внештатников и читала им лекцию о наших текущих проблемах. Этьен разгребал архив, в котором кроме него никто не мог разобраться, а Антон стоял у него над душой, пытался освежить в памяти забытый со школы французский — они понимали друг друга, как эскимос с папуасом. Андрей вытащил из-под дивана Мишин электрический клавир и исполнял на нем мелодии, нечто среднее между Бахом и роком, над ним висели благодарные слушатели. Володя приставал к Гуме с рюмкой водки, а Гума не знал, куда от него деться. Ольга Васильевна крошила колбасу в салат, а Адам пытался пригласить меня танцевать под ту мелодию, которую исполнял Андрей. Мы с Адамом и раньше танцевали на секторианских вечеринках, вдвоем… как два психа. Никто кроме нас не проявлял интереса к этому виду творчества. Тут мы были родственными душами, и это никому не казалось странным. Только я вдруг вспомнила, что альфы практически лишены музыкального слуха.

— Ты искала шефа? — спросил Адам.

— Я еду в Хартию, но не знаю зачем. Шеф не дал мне задания.

— Съездишь так… Развлечешься.

— Что за шуточки? — удивилась я.

— Тебе надо бывать там, хотя бы раз в три года.

— Но я, возможно, встречу Птицелова…

Адам понимающе улыбнулся.

— Ну, и что?

— У меня точно не будет задания?

— Юстин заскучал, — проболтался он. — Просил подъехать, как только сможешь.

— И все? Я еду только потому, что скучает Юстин?

— Юстин — наш сотрудник, — напомнил Адам. — Если он вызывает тебя в Хартию, значит, так надо.

То ли Юстин опоздал, то ли я поторопилась. Впервые мне удалось замерзнуть на каменных плитах, прежде чем небо Хартии раскололось и низвергло рокочущее чудовище. Я заткнула уши и отошла, дожидаясь, пока погаснут «жгуты» и уляжется облако гари. Рухнул люк. Из люка показались кроссовки «Адидас», обернутые целлофаном. Я отвернулась, чтобы не видеть, как они приземлятся в сажу.

— Любовь моя! — обратился ко мне Юстин. — Я жду-жду, челюсть поставил, а тя… все нет и нет. Бросила старика Юстина…

— Не морочь голову, быстро говори, зачем звал?

— А… — словно вспомнил он. — Да ё… тут такие дела. Давай присядем, что ли?

Мы сели. Юстин долго раскуривал папиросу.

— Давай, выкладывай, да полетели в цирк.

— Не… — помотал головой Юстин. — В цирк не полетим. Чуешь, какой холод собачий? Лава притухла. Там пусто.

— Птицелов знает, что я здесь?

Он отрицательно помотал головой.

— Что случилось?

— Да обожди ты! Не гони… Как сказать-то, не знаю? Две новости тут… Не знаю, обрадуешься ты или не…

— Юстин!..

— Тут, блин, дела такие… Помер твой Птицелов. Вот так-то. Вот так-то, вот…

— Как, помер?

— Ну, ё… как? Так! Капут, вроде того, что… Ну, не знаю я. Если я ничего не напутал…

— Этого не может быть! Это невозможно!

— Вот уж, не мое дело. Я так понял, как мне сказали. А мне сказали, что, дескать, раньше, типа того что был, а теперь, выходит дело, нет. То есть, по-человечески если, то натурально помер.

— Что ты мелешь? Кто такое сказал?

— Эти, мать их… флионеры. Приперлись, тебя искали.