Ирина Ванка - Секториум

Комната Галея была от потолка до стен завешена расшитой драпировкой, которая, как и «проводник», не относилась к дешевым удовольствиям. За тканью, вероятно, были выходы в другие покои. Здесь же, кроме подиума, не было ничего. Вероятно, Галей на нем спал, потому что подиум был устлан такими же расшитыми подушками. Интерьер напоминал пещеру аристократа, не хватало кальяна и колоды карт. Воздух был пропитан наркотическим благовонием, которым любил баловаться мой младший сынок. Этот запах я бы не спутала ни с чем.

— Двадцать пять минут на сборы, — напомнила я. — Челнок в порту. Ты долго будешь меня рассматривать? Я не голограмма. Я просто так не исчезну.

Адам не постарел. Мне показалось, что его лицо было в гриме, а волосы выкрашены в неестественно черный цвет. Может, от слишком яркого света; может, я забыла, как выглядит его лицо.

— Не исчезай, — сказал он, скрестил на груди руки и отошел, чтобы рассмотреть меня целиком.

— Я без тебя отсюда не уйду. Да я просто не выберусь одна из твоих катакомб.

— Не надо…

— Адам… Шеф знает, где я.

— Знает?! — воскликнул он, и каменная «маска» сменилась человеческим удивлением. — Знает, и отпустил тебя одну?

— Я не успела спросить разрешения. Нам нужна твоя помощь.

— Забавно складывается жизнь, — заметил он. — Я помню тебя маленькой трусихой, которая всегда спрашивала разрешения и всего боялась. А меня — больше всех.

— Я выросла.

— Что у вас случилось? — спросил он.

— Нужен оператор ФД. Это все, что я могу сказать здесь, остальное объяснит Вега.

— Мишкин еще с вами?

— Он не берется. Нужен ты…

— Кому? — уточнил Адам. — Разве на Земле появился человек, которому я нужен?

— Давай не будем обсуждать это сейчас. Если ты злишься на меня, я извинюсь. Если ты занят, я подожду. Выбора нет. Ситуация критическая: либо ты нам помогаешь, либо мне не у кого просить помощи.

— Тебе или вам?

— Ладно, — сдалась я. — Что мне сделать, чтобы ты вернулся на Землю?

— Не знаю, — простодушно ответил Адам. — Я задавал себе этот вопрос, но не нашел ответа.

— Тогда зачем ты объявился в Имкином коммутаторе? — рассердилась я.

— Хотел его видеть.

— Видел?

— Он взрослый мужчина, но все равно похож на тебя.

— Кто это мужчина? Он похож на своего отца, но, к сожалению, ребенку это не на пользу. Если ты поедешь со мной, познакомишься с Мишиной дочкой. Она работает у нас.

— Которая? — спросил Адам.

— Ах, ты все знал…

— Сколько же времени прошло на Земле?

— Разве по мне не видно?

— Лет двести-триста?

— Очень смешно.

— Четыреста? — издевался он.

— Если ты все знаешь, может у Мишки есть сыновья? Он ужасно хочет. Ты не представляешь, как он обрадуется. Адам…

— Что? — задумчиво спросил он.

— Оправдываться не придется. Никому не придется ничего объяснять. И, между прочим, можешь вернуться под настоящим именем.

— У меня много имен, — ответил Адам. — И все настоящие.

Спустя много лет я поняла, от чего предостерегал меня шеф в те скандальные дни. Я догадалась, за что тиагонов опасаются в обществе, и не могла утверждать, что эти опасения беспочвенны. Их искусственный рассудок отличается от нашего отсутствием естественных тормозов. Они защищены от физических и интеллектуальных перегрузок, но абсолютно беззащитны перед эмоциональными. Именно эмоциональный дискомфорт чаще всего приводит их к катастрофе. Работа разведчика на чужой планете подходит им гораздо больше, чем личная жизнь, богатая любовными приключениями. Может быть, театр чем-то сродни разведке. Шеф говорил, что сигирийские театры совсем не то же самое, что человеческие, что пригласить даму в театр у сигов считается дурным тоном, но я никогда не видела Адама на сцене.

Однажды мы с Аленой взяли его на понт: «Смог бы ты поступить в театральный институт?» — спросили мы. «Конечно», — ответил он без раздумий. «А знаешь ли ты, какой там конкурс? Знаешь, что туда поступают по блату?» «Долго ли найти блат», — также без раздумий сказал Адам, и я уже не сомневалась, что он был бы первым в списке зачисленных, если, конечно, его бы не подвинул кто-то с фамилией на «А». Он снялся бы во всех боевиках, сыграл бы героев-любовников, и, разумеется, Гамлета. Разве можно без Гамлета? Он стал бы жить, как Сириус в звездные годы, если конечно поклонницы не разорвали бы его на сувениры. В этом был весь Адам, существо, для которого человеческих проблем не существует, существуют только методы и скорость их решения.

— Мне можно посидеть за кулисами? — спросила я, когда поняла, что приглашения не будет.

— В моем театре нет кулис, — ответил он.

— А посидеть возле сцены?

— И сцены нет.

— А зрители есть? Ты разрешишь мне быть среди них?

— Это опасно.

— Допустим, я не боюсь.

— Ты когда-нибудь видела представления?

— Не видела даже в записи.

— Их записать невозможно.

Адам отодвинул штору, которая закрывала выход на балкон павильона, напоминающего помойку. Несколько лысых альфов сидели на полу. Кое-кто спал, закутавшись в тряпки. Всюду были разбросаны подстилки, видимо, принесенные публикой. Увидев на балконе Галея, альфы поднялись и замерли, словно он регулярно их бил. Уставились на нас снизу вверх.

— Твои поклонники? — спросила я, хотя они больше походили на наркоманов. — Они живут здесь?

— Когда-то я жил для землян, теперь — для них. Ты опять хочешь бросить меня неприкаянным?

— Элементарно. Давай, я их выгоню прямо сейчас?

— Представление идет под гипнозом, публика в экстазе опасна. Я не всегда уверен, что выйду оттуда живым. Ты не подойдешь к ним ближе балкона.

— Замечательно, посижу на балконе. Хочешь, я их выгоню отсюда, не спускаясь? Что еще я могу сделать, чтобы ты вернулся?

Взгляд Адама выразил сомнение.

— Что тебя смущает? Я не поддаюсь гипнозу, и в театр хожу не только затем, чтобы приобщиться к прекрасному. Иногда я приобщаюсь к полному маразму. Что я еще должна сделать, скажи?

Сначала он задумался, потом рассмеялся.

— Хорошо, — согласился он. — Приобщить тебя к маразму я еще в состоянии, но при одном условии.

— Каком условии?

— …Что ни один землянин не узнает о том, что здесь происходит.

— Клянусь, — ответила я, — ни один землянин от меня не узнает.

После представления Адама принесли и возложили на подиум. Сначала я думала, что он умер, потом поняла: это действительно другой Адам, не тот, которого мы знали, не тот, который знал нас. Что-то произошло за четыреста лет, пока мы не виделись.

— Иногда в природе возникают уникальные явления, — проповедовал Сириус, — не имеющие аналогов. Мы не должны искать аналоги, потому что они ведут по ложному пути, — проповедовал не кому-нибудь, а Веге, в его собственном кабинете.