Ирина Ванка - Секториум

— С днем рождения! — приветствовала я Юстина, когда рев двигателей стих и позволил мне слышать собственный голос.

Юстин вывалился из салона с озадаченным выражением лица и сразу выхватил у меня из рук папиросы.

— Который ща день на Земле?

— Начало июля.

— Дык, я, кажись, в январе родилси?..

— Ты не напутал?

— Хрена терь разберешь, — сказал он, прикуривая, — можа и напутал.

— Это не все. Пообещай показать, что они тебе прислали.

Юстин развернул письмо. «Только не показывай Ирке», — было написано в верхней строке.

— Ладно, — расстроилась я и вручила ящик. — Поехали.

Птицелов подсел ко мне перед началом представления. Принял жестяную банку с дырочками для вентиляции, запустил туда пятерню, и некоторое время шарил, в надежде отыскать что-нибудь пернатое. Чем дольше шарил, тем более обескураженным становилось выражение его лица. В конце концов, он сунул нос в банку и выудил жука вместе с травой, которую я подстелила им для пищи и комфорта. Жук схватил Птицелов лапками за палец и пополз. Птицелов наблюдал его с тем же обескураженным выражением…

— Кто тут?

— Майский жук, — доложила я. Меня распирало от нетерпения. Я знала, что он спросит потом, как удивится, когда я отвечу, как не поверит…

— Тут летающая особь должна быть.

— Он летающий.

— Думаю, нет.

— Еще как летает.

Птицелов удивился и подверг жука умозрительному анализу.

— Только в невесомости, — заключил он.

— В планетарной гравитации, на собственных крыльях, и, что примечательно, даже при невысокой плотности атмосферы.

Умозрительный анализ был продолжен, но заключение не изменилось:

— Думаю, этому невозможно лететь.

Против откровенной глупости я затруднилась найти аргумент. По счастью, представление началось. На арену вышел новичок, встал на колени, напрягся, потребовал тишины. Трибуны замерли в ожидании, а мои жуки завозились. Самый главный и самый толстый жук, которого только что мучил неблагодарный заказчик, раскрыл хитиновый панцирь и стал расправлять крылья. Я захлопнула коробку, прикрыла ее подолом, и выступающий снова был вынужден требовать тишины, на этот раз от меня. Мы замерли в ожидании. Ждали все. По трибунам пошла дрожь, лица собравшихся стали настороженными. Что-то необычное намечалось на старом добром зрелищном месте. Дрожь перешла в монотонный гул, стала растекаться от арены к верхним ярусам цирка, словно тяжело нагруженный самолет пытался противостоять гравитации. Фундамент стал ритмично вибрировать под трибуной, а эпицентр этого неожиданного катаклизма находился как раз у меня под ногами.

Птицелов выпучил глаза и замер, объятый недоумением. Выступающий стал припадать ухом к арене, выискивая источник безобразия. Мы с Птицеловом являли собой две статуи, полные достоинства и безучастия, до тех пор, пока жук не стукнулся о крышку и не упал в траву.

Птицелов окаменел до конца представления, словно ввел себя в транс, впал в анабиоз или провалился в спячку с открытыми глазами. Как только аудитория опустела, он упал на четвереньки перед банкой.

— Я должен видеть, — повторял он как заклинание и раскладывал жуков на бортике арены. — Я должен сам видеть…

Жуки расползались, Птицелов терпеливо складывал их в кучу, пока самый главный и толстый опять не завелся на взлет. Едва хитиновые пластины приподнялись, Птицелов снова остолбенел. Казалось, до последнего момента он отказывался верить глазам. Он не верил даже тогда, когда жук полетел-таки низко над ареной.

— Такого нельзя было представить, — окончательно постановил он. — Я первый раз видел, что так делают.

После представления мы пошли прогуляться. Птицелов был слегка не в себе, плохо реагировал и на вопросы отвечал не по смыслу.

— Я надеялась, ты со мной позанимаешься в этот раз. На Земле мне не хватает учителя, здесь — времени не хватает. Знаешь, что мне дольше суток запретили находиться в зоне цирков? — Птицелову было наплевать на мои проблемы. — Давай, понесу жуков? Они ко мне привыкли. — Птицелов не отдал коробку, которая клокотала и вибрировала у него в руках. — Конечно, это не самый летучий экземпляр. Я подумала, если тебе понравится идея, можно будет в следующий раз привезти мух. Они летают как пули, быстрее, чем стрижи. Жаль, что ты торопишься. Я бы с удовольствием позанималась. Здесь мне проще это делать, чем дома. Да! Если я расскажу, что со мной приключилось после прошлой поездки, ты не поверишь. Я думала, все! Больше не увижу ни Хартии, ни тебя. Год назад я подумать не могла, что меня это так расстроит…

Птицелов представлял только крылатое насекомое, мысли в его загруженной голове формировались с трудом:

— Что я услышал? — спросил он и остановился. — Жук летит быстрее стрижа?

— Не жук, а муха. Она устроена не так, как птица, и летает гораздо быстрее.

— Как устроена?

— Я привезу, и сам увидишь.

— Привези.

Он успокоился, и мы снова пошли рядом.

— Знаешь, я по тебе скучала, — зачем-то сказала я, но Птицелова это тоже, к счастью, не взволновало.

Кроме него мне некому было излить впечатления. Почему-то я была уверенна, что он когда-то чувствовал то же самое, а потом представила свою сентиментальную болтовню со стороны и сама себе напомнила Пятачка, увязавшегося за Винни Пухом. Куда этот «медведь» повлек за собой маленького болтливого «поросенка», я предпочитала не догадываться.

— Биомеханика не объясняет процесс. Биомеханику ты в школе не усвоила, — сказал он.

— Может быть, наши мухи не усвоили в школе биомеханику, но это не мешает им летать быстрее птиц.

Мы зашли под купол, где в прошлый приезд начались мои приключения, сели и замолчали. Точнее, я замолчала. Птицелов и так был немногословен. Я надеялась на новый урок, моя голова была как никогда ясной, а у учителя еще оставалась в запасе пара минут.

— Ты должна меня пригласить, — вдруг сказал он.

— На Землю?

— Конечно.

— Зачем? Клянусь, я привезу тебе муху.

— Если я приглашусь на Землю, тогда тебя приглашу на Флио. Это просто.

— Что? — не поверила я. — Ты хочешь пригласить меня к себе в гости?

— К планете Флио, — пояснил Птицелов. — Мне приятно тебе показать Флио. Я хочу, чтобы ты удивилась, потому что сегодня удивился я. Это приятно.

— Ты покажешь мне настоящие флионы? Милый мой, я и так привезу тебе массу всякой летучей твари, которую только смогу поймать. Считай, что ты уже удивил меня на полный чемодан. Нет, ты действительно хочешь мне показать флионы?

— Я буду доволен, — ответил Птицелов. — Мне приятно так сделать.

Насчет своей ясной головы я поторопилась. Впрочем, я могла неправильно его понять. Птицелов говорил тяжело, особенно, когда его мысли бродили в стороне от предмета разговора.