Эдмунд Купер - Рассказы

Все они, однако, были испытанными космонавтами. Полковник Максим Кренин (начальник экспедиции и пилот «Pax Mundi») пять раз летал с Земли на Луну. Кроме того, он мог похвастаться полутора десятками полетов на лунном модуле. Как, впрочем, и навигатор капитан Говард Трейс. Являя собой прекрасный пример русско-американского сотрудничества, Кренин и Трейс были к тому же большими друзьями.

Оставшиеся три члена экспедиции — профессор Бернард Томпсон, представитель Англии, профессор Ив Фронтенак из Франции и доктор Чан Чи из Китая. Каждый из них имел в активе по меньшей мере три космических полета. Каждый провел на земной орбите не один и даже не сто часов. За время долгого перелета к Марсу у них было предостаточно времени притереться друг к другу и в деталях разработать программу исследований.

И вот они, наконец-то, у цели. И титановый корпус космического корабля торжествующим монументом высится над гладкой экваториальной марсианской пустыней. Замерены уровни радиации, проанализирована атмосфера, и первый землянин готовится ступить на песок Марса…

Еще до приземления они узнали о Марсе столько нового, что было даже немного стыдно за земные теории о Марсе.

Десятилетиями земные астрономы утверждали, будто условия на Марсе непригодны для существования жизни… несмотря на широко распространенное среди обывателей мнение о причудливых марсианских животных и даже разумных существах.

«Марс, — уверяли астрономы со всей страстью и убедительностью людей, способных делать далеко идущие выводы на основании самых незначительных фактов, — это планета, практически лишенная кислорода, воды и тепла. Так называемые каналы — это не каналы вовсе, а геологические формирования совершенно естественной природы». А еще они предсказывали, что из-за неблагоприятных условий высшей формой жизни на Марсе будет нечто, напоминающее лишайники. В лучшем случае — примитивный кактус.

Таковы, в общих чертах, были и взгляды членов экспедиции Объединенных Наций… по крайней мере до того, как они подлетели к Марсу. Но еще до посадки, со стокилометровой орбиты, они убедились, что каналы-таки существуют на самом деле… по крайней мере, когда-то они были именно каналами, а атмосфера содержит достаточно кислорода для человека. Маловато, но дышать можно.

Затем, уже заходя на посадку, они сделали открытие, затмившее все предыдущие (за исключением разве что каналов).

Они увидели пирамиды. Десять гигантских марсианских пирамид, разбросанных по равнинам и безликим пустыням. Собственно, это было даже не открытие, а скорее, настоящее откровение. И оно имело большее значение, и более далеко идущие последствия, чем любое другое открытие в истории человечества.

Более четырех веков тому назад безвестный польский астроном Николай Коперник шокировал мир утверждением, будто земля вовсе не является неподвижным центром вселенной. Понемногу и теология, и человеческая гордость оправились от этого удара. Пусть Землю больше нельзя рассматривать как нечто уникальное по размеру, положению, значению, — все равно, обитающая на ней раса — Homo Sapiens — возлюбленные дети Бога. Только на Земле есть разумные и изобретательные существа, божественные орудия в извечной битве добра и зла… Так говорили священники и философы, все, кто приносил жертвы на алтарь уникальности человечества.

Четыреста лет никто не мог серьезно оспаривать этот тезис.

Но теперь?

Сообщение об обнаруженных на Марсе пирамидах ушло в Лунный Город и на Землю еще до того, как корабль UN совершил посадку. Полученный ответ предписывал временно отложить запланированное еще на Земле методичное исследование Марса и все силы сконцентрировать на пирамидах. Экспедиция на Марс с финансовой точки зрения — весьма дорогостоящее мероприятие. В конце концов, деньги на нее взялись из карманов налогоплательщиков — нельзя упускать возможность показать им нечто действительно сенсационное.

Этот приказ не вызвал разочарования среди экипажа космического корабля. Загадка пирамид манила, как ни одна другая тайна за всю историю исследований космоса. Сам факт существования строений, созданных разумными существами, создал атмосферу контакта и взаимопонимания между экипажем и Марсом, развеял туман одиночества, сгустившийся за время перелета. Казалось, Марс ожидал Pax Mundi, казалось, пирамиды самим своим существованием приветствуют землян и зовут к себе.

Ближайшая пирамида располагалась примерно в трех километрах к северу от места посадки корабля. Совершенно черная, с гладкими боками, она достигала в высоту полу-тора километров. Полковник Кренин вылез из люка, покосился на величественное сооружение, вздымающееся на гладкой, как стол, равнине, и начал спускаться по нейлоновой лестнице. Чувство благоговейного трепета переполняло его душу.

И не успел он опомниться, как исторический момент уже остался позади. Нога человека впервые ступила на поверхность Марса. Вслед за ним последовали капитан Трейс и остальные члены экипажа. Несколько минут они молчали. Просто стояли и смотрели.

В конце концов честь произнести первые слова на Марсе выпала профессору Томпсону. Глядя на пирамиду, он глубоко вздохнул и произнес на ново-французском:

— В эту минуту мне больше всего хочется закурить.

— Почему бы и нет? — заметил доктор Чи. — Кислорода в воздухе вполне достаточно. Правда, мне кажется, что вкус у сигареты может оказаться другим.

— Хочешь «Галуаз»? — предложил профессор Фронтенак.

— Или «Стайвесант»? — полез в карман капитан Трейс.

Англичанин нахмурился, похлопал себя по карманам и взял предложенную французом сигарету.

— Так оно и есть, — заметил он через некоторое время. — Вкус совсем другой.

— Господа, — сказал полковник Кренин, — нам следовало бы передать на Землю торжественную речь по поводу сего знаменательного события. А так как мой ново-французский оставляет желать лучшего…

Из заплечного мешка он вынул миниатюрный магнитофон и с надеждой посмотрел на своих спутников.

— Пирамиды, — улыбнулся профессор Фронтенак, — скорее всего, памятники цивилизации, которая была древней, еще когда наши предки жили в пещерах и на деревьях. Из нас всех доктор Чи представляет самую древнюю земную цивилизацию… Мне кажется уместным.

Доктор Чи поклонился и произнес небольшую речь для маленького магнитофона, миллионов людей на Земле и, возможно, всех грядущих поколений. Он рассказывал о чуде межпланетного перелета, о еще большем чуде необыкновенного открытия, о торжественном моменте посадки. Но даже во взвешенных и нарочито спокойных словах доктора Чи чувствовалось мальчишеское нетерпение, охватившее весь экипаж корабля.