Рене Баржавель - В глубь времен

Они спросили у Элеа, знала ли она, каким образом он был обожжен. Она не знала. Когда она уснула, Кобан был рядом с ней. И в добром здравии…

Врачи обмотали его с головы до ног противонекрозными повязками, которые должны были не допустить разложения кожи при нормальной температуре и помочь ее восстановлению.

Кобан знает. Но пока он еще всего лишь замороженная мумия, укутанная в желтые бинты. Две мягких прозрачных трубки через ноздри посылали питательный раствор. Разноцветные провода опутывали со всех сторон его тело и соединяли с аппаратурой. Медленно, очень медленно врачи продолжали согревать его.

Охрана у входа в лифт была удвоена. На крыльце у входа в Сферу установили устройство для постоянного наблюдения. Люкос присоединил его к двум усовершенствованным им электронным минам, которые он привез из своего путешествия. Никто не мог приблизиться без того, чтобы мины не взорвались. Чтобы войти в Сферу нужно было, прибыв на дно Колодца, представиться охранникам, которые несли вахту у входа в лифт. Они звонили внутрь, где три врача и несколько медсестер и техников постоянно следили за Кобаном. Один из стражей выключал устройство, и красная мигающая лампочка гасла, а мины становились инертными как свинец.

Кобан знает…

— Думаете ли вы, что этот человек представляет опасность для человечества, или вы думаете, что он, напротив, принесет с собой возможность сделать из Земли новый Эдем?

— Для меня Эдем… Мы там никогда не были!.. Никто не знает, действительно ли это так прекрасно!..

— А вы, месье?

— Мне, вы знаете, сложно сказать…

— А вы, мадам?

— Я нахожу, что это возбуждает! Этот мужчина и эта женщина, которые жили так давно и которые еще любят друг друга!

— Вы думаете, они любят друг друга?

— Ну конечно!.. Она без конца произносит его имя!.. Пайкан! Пайкан!..

— Я думаю, что вы делаете маленькую ошибочку, но, в любом случае, вы правы, все это действительно будоражит!.. А вы, месье? Вы тоже находите это очень захватывающим?

— Я ничего не могу сказать, месье, я иностранец…

Месье и мадам Виньо, их сын и дочь едят хрустики и смотрят на экран.

— Такие вопросы — идиотизм, — говорит мать. — В то же время если задуматься…

— Этот тип, — фыркнула дочь, — я б его забросила обратно в холодильник. Мы и без него неплохо живем…

— Но все же! Нельзя же так, — отвечает мать немного осипшим голосом. Она думает об одной маленькой детали. И о своем муже, который не настолько… Воспоминания волнуют нижнюю часть живота. На глаза наворачиваются слезы. Она всхлипывает и достает носовой платок.

— Я опять подхватила грипп..

Дочь безмятежно размышляет. У нее есть друзья из школы декоративных искусств, которые, может быть, и не так умны, как этот тип, но в смысле той самой детали они ему не уступают. Ну, в принципе, не совсем… Но они же не заморожены!..

— Его ни в коем случае нельзя вернуть обратно в холодильник, — проговорил отец, — после всего того, что на него затрачено. Это хороший золотой мешок.

— Пусть хоть подохнет! — нахмурился сын. Он больше ничего не сказал, он думал об Элеа, обнаженной Элеа. Он мечтает о ней по ночам, когда ему не спится.

Элеа с полным безразличием разрешила ученым исследовать два золотых обруча. Бриво попытался найти там какую-то цепь, какие-то соединения, что-нибудь. Ничего. Два обруча с зафиксированными височными и двигающейся лобной пластинами были сделаны из цельного металла без каких-либо приспособлений внутри или снаружи.

— На этот счет можно не сомневаться, — сказал Бриво, — это молекулярная электроника. Эта штучка намного сложнее передатчика или приемника телевидения. Это восхитительно! Все дело в молекулах! Мое мнение, как это функционирует? Следующим образом: когда ты надеваешь обруч на голову, он начинает получать церебральные волны из твоего мозга. Он их преобразует в электромагнитные волны, которые и передает. Мне нравится другая штучка. Тот обруч, который надевается на глаза, он работает в обратном направлении. Он получает электромагнитные волны, которые ты мне посылаешь, переделывает в церебральные и посылает в мой мозг… Ты понимаешь? По-моему, это можно подключить к телеэкрану…

— Что?

— Это не колдовство… Поймать волны в тот момент, когда они преобразованы в электромагнитные, усилить их и направить в телеприемник. Это обязательно должно что-то дать. Что? Может быть, кашу… Может быть, сюрприз… Нужно попробовать. Это возможно или невозможно? Во всяком случае, это нетрудно.

Бриво со своей командой проработал всего полдня. Потом Гонселен, его ассистент, надел каску-передатчик. Получилось нечто среднее между сюрпризом и кашей — изображения, но совершенно бессвязные, бесформенные, какие-то конструкции, зыбкие, как сухой песок в руках ребенка.

— Не нужно пытаться "думать", — сказала Элеа. — Думать — это очень сложно. Мысли приходят и уходят. Кто их делает? Кто их изменяет? Во всяком случае, не тот, кто думает… Нужно вспоминать. Память. Только память. Мозг записывает все, даже если мы сами не ощущаем этого. Нужно вспомнить. Вспомнить четко изображение в определенный момент. И потом все пойдет само собой…

— Ну что ж, посмотрим, — заявил Бриво. — Надень это на свою маленькую головку! — сказал он Одилии, секретарше технического бюро, которая печатала на машинке, описывая все перипетии опытов. — Закрой глаза и вспомни своего первого мужчину.

— О, месье Бриво!

— Что такое, не строй из себя ребенка!

Ей было сорок пять лет, и она походила на грязную несмазанную телегу. Ее выбрали среди других претенденток потому, что она уже до этого бывала в длительных экспедициях, а в молодости была даже вожатой отряда скаутов и не боялась плохой погоды.

— Ну как там у тебя? Готова?

— Да! Месье Бриво!

— Давай! Закрой глаза! Вспоминай!

На экране показался красный взрыв. И больше ничего.

— Короткое замыкание, — усмехнулся Гонселен.

— Слишком много эмоций, — объяснила Элеа. — Нужно вспомнить изображение, а потом забыться… Попробуйте еще раз.

Они попробовали. И успешно.

Во время второго рабочего сеанса рядом с Элеа и Симоном заняли место Леонова, Гувер, Бриво и его ассистент Гонселен. Бриво сидел рядом с Элеа. Он манипулировал сложными аппаратами, размеры которых не превышали пачку маргарина и из которых исходил целый веер тонких антенн, таких же сложных, как антенны насекомых. Аппараты подсоединили к контрольному пульту, который стоял перед Гонселеном. От пульта шел толстый кабель к кабине Лансона.

— Третья война длилась один час, — начала свой рассказ Элеа. — Потом Енисор испугался. И мы тоже. Все остановились. Было около восьмисот миллионов погибших, большая часть в Енисоре. Население Гондавы было менее многочисленным и хорошо защищенным в Убежищах. Но на поверхности нашего континента не оставалось ничего, и пережившие войну не могли подняться наверх из-за смертельной радиации.