Михаил Белов - Восьмая тайна моря

— Таня, я страшная трусиха, — сказала Панна.

— Раз признаешься, значит — не трусиха. Но как ты решилась отправиться в плавание в такую погоду? И почему на яхте Холостова? Вообще, какой ветер занес тебя в наши края?

— Вот слушай. Прилетели мы с папой на остров Туманов. У него сразу же нашлись какие-то дела. Говорю ему: хочу к Тане. Подожди, говорит, уедешь на попутном катере. Пошла в порт — мне показывают на штормовой сигнал. Вернулась в кабинет директора рыбокомбината. Папа убеждает: ничего не поделаешь, шторм, судам запрещено выходить в море. А этот веселый человек: «Я вас доставлю на остров Семи Ветров». Ты его знаешь?

Таня кивнула:

— Дальше.

— Дальше? Я обрадовалась. Говорю: поехали. Тут как все набросятся: куда, мол, в такую погоду? Директор комбината: «Александр Федорович — отличный моряк». А он спрашивает: «Согласны?» Я: «Согласна». Папа сдался. Я не знала, что пойдем на яхте. Но отступать уже было поздно. Не люблю отступать. Да и парусный спорт не новинка для меня. Я села на шкоты. Пошли правым галсом. Вдруг шквал… Как ты назвала его, Холостов? Я спрашиваю его: «Травить шкоты?» Молчит и так странно смотрит на меня. Я испугалась и бросила шкот. Ветром парус рвануло и мокрым шкотом хлестнуло Холостова по груди. Он свалился с банки. Я закричала. Он поднялся. Хохочет. Опять взялся за руль. Перевалили линию ветра… И вот я здесь.

— Яхта могла перевернуться, — сказала Таня.

— Могла, — согласилась Панна. — Странный он все-таки…

— Хватит о нем. Скажи, Панна, что ты будешь у нас делать?

— Работать.

Таня рассмеялась:

— Работать?

— Думаешь, не смогу? Начиная с седьмого класса, я каждое лето с папой работала в экспедициях. Потом…

Панна махнула рукой.

— Потом ты влюбилась в первокурсника Щербакова, а он любил другую. Почему он бросил университет?

— Из-за Ани.

— Ты еще любишь его?

— Да. — Панна посмотрела в глаза подруге.

Они сидели у окна. Дождь барабанил по стеклу.

— Хорошо у тебя, Таня. Когда ты рядом со мной — на душе спокойно.

— Рутковская потянула Щербакова в «светское общество», ты потянулась за ним… И пошла «голубая» жизнь.

— Так на глазах гибнут лучшие люди…

— Не остри. Тебе не так уж весело, как ты хочешь показать.

— Совсем не весело. Знаешь, Аню арестовали.

— К этому она шла.

— Ладно, — Панна встрепенулась. — Переживется. Я до начала занятий поработаю в новой экспедиции на Курильских островах. Папа говорит, что будут переселять каланов. Едем выбирать новое место. Ты поедешь?

Таня удивленно подняла глаза:

— Я не в первый раз слышу об этом. Но зачем же переселять, когда опасность миновала?

— Не знаю, — ответила Панна. — Говорят, Аня отправляла за границу меха контрабандой.

— Где же она шкуры добывала?

Панна дожала плечами.

— Странно, — произнесла Таня.

Они молча направились в столовую.

Через два дня экспедиция уехала на Курильскую гряду. Таня осталась за директора заповедника. Григорий Лазаревич так и уехал, не дав ясного ответа дочери — готовить хозяйство к переселению или нет. «Почему бы нам не организовать второй заповедник», — уклончиво сказал он. В этом, конечно, был резон, но Таня чувствовала, что отец не все договаривает, и обиделась.

Экспедиционный траулер «Вулкан» покинул рейд острова Семи Ветров под вечер. Провожать вышли все островитяне.

После ужина Таня и Парыгин пошли гулять по острову. Спокойно и свободно билось огромное сердце океана. Тане всегда казалось, что в глухом шуме волн есть какой-то тайный смысл, понятный только ей одной. Она думала о своем, а океан подпевал ей в унисон свои старые-старые песни. Он был ее другом и советчиком, она часами могла разговаривать с ним, и это никогда не надоедало ей.

— Океан поет, — нарушил молчание Парыгин.

— Поет, — прошептала она.

— И каждый по-своему понимает его песни…

«Мы были вдвоем — я и океан, океан и я, всегда вдвоем, думала Таня, плотнее прижимаясь к своему спутнику. — Теперь нас трое. Трое….» И океан вторил ей: «Трое… Трое… Трое»… Луна ныряла в облаках. Таня посмотрела на океан. «Да… Волны были другие». «Нет, — отвечали они, — ты стала другая, ты другая». Таня глубоко вздохнула и тихо засмеялась.

— Максим…

Он обнял ее.

…Ночь. Таня лежала с открытыми глазами, и сердцем, и телом ощущая тепло человека, который стал для нее вдруг родным и близким. Он все еще обнимал ее, и ей хотелось, чтобы это длилось бесконечно.

Ветер кидает в окно пригоршни дождя. Шумит океан. Соленые брызги летят на берег… Сонное бормотание каланов… Все это там, в ночи, а здесь, рядом, — его теплое дыхание, его сильные руки.

«Я счастлива», — улыбнулась Таня, засыпая.

Ждать… Есть ли занятие еще более тягостное? Вот уже третий час Щербаков слонялся в морском порту. Разговор с цветочницей. Чтение еженедельника «Футбол». Кружка пива, в обществе усатых грузчиков. Чистка туфель в будке, где пахло кожей, ваксой и керосином… Щербаков не знал, чем еще заняться…

Наконец пришел теплоход «Азия».

Щербаков, охваченный тревогой, быстро поднялся на корабль. Пятнадцатая каюта. Колотилось сердце. Мимо проходили пассажиры. Он три раза стукнул в дверь. Она тотчас же отворилась. Щербаков сделал шаг назад, кого-то задел, но не догадался извиниться. Пассажир чертыхнулся и прошел мимо.

У дверей каюты звонко смеялась яркая блондинка.

— Вы ко мне? — спросила она, отступая в глубь каюты. Щербаков последовал за ней и увидел чемоданы.

— Очевидно… Вот, возьмите.

Она долго и внимательно читала записку Рутковской. Потом блондинка в упор посмотрела на Щербакова. Подозревает в чем-то? Он никак не ожидал встретить женщину и не знал, что делать. У него был простой план: нарочного вместе с чемоданом доставить в пикет милиции на морском вокзале. Но вести женщину?..

— От кого посылку ждете? — спросила она.

— Вы что, разыгрываете меня? — грубовато сказал он. — От кого же может быть, как не от брата Ани? Мне надоело таскать чертовы посылки.

Женщина показала на чемоданы и засмеялась.

— Одобряю, — сказала она.

— Что одобряете?

— Аня нашла хорошую замену, — усмехнулась она, еще раз окинув Щербакова оценивающим взглядом.

«Пташка из той же породы, что и Рутковская», — равозлился Щербаков.

Спустившись с трапа, Щербаков направился не к выходу в город, а к служебным помещениям.

— Вы куда? — забеспокоилась блондинка.

— Так надо, — не оборачиваясь, ответил Щербаков. В комнате, куда они вошли, никого не было. На столе с телефоном стоял графин с водой.

— Куда вы меня привели?

— Все в порядке. Теперь все в порядке, — ответил Щербаков.

Дверь во внутренние комнаты была приоткрыта. Оттуда доносились приглушенные голоса. Потом дверь раскрылась настежь. Вошел старшина милиции. Блондинка удивленно посмотрела на него.