Виталий Полищук - Незримое, или Война в иномирье. Монасюк А. В.: Из хроник жизни – удивительной и многообразной. Книга вторая

Это было трудной работой. Но Туси Кхрна соскучился именно по трудной работе. И он, внутренне ликуя, приступил к ней.

Но когда колдун еще раз решил совершить предварительный ритуал проверки истинности жертв и положил внутрь жертвенника фотографию молодой улыбающейся Мио, а справа и слева от нее – фото ее обидчиков, когда начал совершать пассы руками и произносить заклинания, огни свечей и факелов вдруг заколебались, как если бы в пещере дунул ветер, затрещали, лицо на фотографии Мио вдруг изменило выражение, а внутри Кхрна шевельнулся его дух-покровитель.

– Каладжи Неру, – сказал жрец. – Дух твоей дочери говорит, что кроме этих двух был еще кто-то.

– Но Мио не называла больше никогда. Ты сам слышал это.

– Наверное, она и сама не знала всех. А может быть, просто не считала того, третьего, виновным.

– Почему ты называешь одного человека? А не двух, трех?

– Мне так кажется.

– Тогда делай, что можешь, колдун. Попробуй найти и последнего, третьего. Я уверен, что он виноват не меньше этих двоих.

Кхрна пожал плечами.

– Я попробую.

Он изготовил третью куклу, положил ее рядом с двумя другими. Убрал из жертвенника фото Мио. Потом положил рядом с фотографиями Бейтса и Сото их куклы, рядом – третью, безымянную.

Он ударил в барабан и запел. Потом стал танцевать. Конечно, могущество вуду – в количестве участников ритуала, в силе выплескиваемой во время танца энергии. Но Туси Кхрна чувствовал, что НЕЧТО за жертвенником начинает излучать силу, которая вливалась в него, жреца.

Он достал из клетки петуха и перерезал ему горло. Пролившейся кровью он наполнил жертвенную чашу. Затем он пригубил из чаши сам и дал испить Каладжи, и брызнул кровью из чаши на изображения Бейтса и Сото.

Произнося древнейшие заклинания, которые дошли из глубины веков, от африканского народа, давно канувшего в небытие, он проткнул иглами головы куклы Сото, потом Бейтса, а следом и куклы безымянной, третьей, жертвы.

Если бы он колдовал на смерть жертв, он проткнул бы им иглами сердце.

Ритуал требовал не только сил, но и времени, и когда он, обессилев, сел на каменистый пол пещеры, свечи догорали, факелы начали чадить.

Кхрна и Неру вышли из пещеры. Они спустились к берегу, сели в лодку и поплыли к едва виднеющемуся в вечернем полумраке берегу.

– Уже этой ночью они увидят сны. Двое – сразу, а третьего проклятие вуду будет искать. И найдет рано или поздно.

Только запомни – величина вреда и сила проклятья будет прямо пропорциональная силе зла, которое они причинили твоей дочери.

Магия вуду – справедливая магия.

Каладжи Неру молчал. Лицо его было печально. Столько лет он мечтал о мести, а вот теперь вдруг как-то пронзительно ясно понял – а ведь никакая месть не вернет ему Мио. Его любимую Мио…

Анатолию не пришлось долго объяснять Бейтсу, почему ему нужно срочно с ним встретиться и как он намерен ограждать от зла каждого из них.

– Гил, мне придется не реже одного раза в месяц встречаться с каждым из вас, – сказал Монасюк. – Приходилось видеть, ну, хотя бы в кино, как работают обычные экстрасенсы?

– Вы имеете в виду, как они ладонями рук двигают вокруг вас, и снимают таким образом порчу?

– Ну, почти это. И коль уж вы избаловали меня полетами на личном самолете, то помогите мне с регулярными рейсами вашего самолета в Японию и Англию. А если вы будете за пределами Женевы – мне придется прилетать и к вам.

– Хорошо. Я попрошу Джанни Абрахамса контролировать бесперебойную организацию ваших перелетов. И пусть вас сопровождает Фостер Дони, вы ведь не просто знакомы с ним, но и пару раз встречались?

Монасюк усмехнулся. Для него не была тайной попытка оборудовать приборами слежения луговой дом в альпийской долине. Знал он и о том, что Анатоль не дает ни малейшей возможности кому-либо проникнуть в секреты Иномирья.

Так что теперь через Дони – бывшего, как давно уже догадался Монасюк, разведчика или полицейского, его любопытные подопечные попытаются разузнать хоть что-то.

Но вслух лишь ответил:

– Дони, так Дони. Вообще мне ничья помощь не нужна.

В Токийском аэропорту их ожидал роскошный лимузин Сейдзе Сото. Встречал же их Тахиро Сото, но он лишь представился, помог разместиться в машине Монасюку и Дони, а сам на мотоцикле поехал вперед, не дожидаясь их.

– Я сообщу дяде радостную весть, – сказал он, прыгнул в сидение и, взревев мотоциклетным мотором, быстро скрылся вдали.

Монасюк почувствовал легкое беспокойство. Он искоса глянуо на Дони, но американец был совершенно невозмутим: Фостер изучал содержимое бара лимузина. Он доставал одну бутылку за другой, рассматривал их, крутил головй и восхищенно цокал языком, но продегустировать ничего не решился.

Между тем беспокойство Анатолия росло. Что-то впереди ждало опасное. В этот момент раздался как бы выстрел, автомобиль вильнул и остановился на обочине, слегка накренившись.

Лопнуло заднее левое колесо.

Вышли из машины, водитель принялся менять поврежденное колесо, а Монасюк внимательно всмотрелся вперед.

Скорее всего ему показалось, что он слышит треск моторов – все, что произошло чуть позже, случилось в нескольких километрах, за поворотом.

В данный же момент их обогнул точно такой же лимузин. Из открытого заднего окна Монасюку замахали руками ребятишки – мальчик лет пяти и девочка постарше.

– Стойте! – закричал Анатолий, бросаясь за машиной. Он вдруг понял, что должно сейчас произойти впереди.

Но от волнения кричал по-русски, никто поэтому его не понял и не обратил внимания на оклик, машина набрала скорость и скрылась через минуту за поворотом. Чуть позже раздался треск выстрелов, затем – рев моторов.

Из газет Монасюк узнал на другой день, что на перекрестке лимузин был атакован несколькими мотоциклистами, которые буквально расстреляли машину и всех пассажиров из автоматов. Затем уехали, бросив перед этим внутрь лимузина гранату.

Поэтому, когда минут через пятнадцать-двадцать машина, в которой ехали Монасюк и Дони поравнялась с местом трагедии, там уже стояло оцепление из полицейских, а сам искореженный лимузин чадил, догорая…

Сейдзе Сото сидел, расслабившись, в удобном кресле, Анатолий медленно обходил его с разных сторон, пассами ладоней рук снимая с биополя японца невидимые черные пятна порчи и обрывая тянувшиеся из ниоткуда нити.

Получалось это у него легко, снимая, он скатывал их в ладонях в комочки, которые мысленно сжигал.

«Странно, думал он. В Иномирье, в Прапространстве, я нити оборвать не мог. Положим, действовал я мысленно, оперировал Проматрией, ею же пытался рвать нити. Но ведь нити также из Проматерии, что же получается – Проматерия прочнее материи? Хотя… В чистом виде ведь нет атомарной материи, это симбиоз материального и доматериального. Следовательно, разгадка именно здесь…»