Russell d. Jones - Выше головы! Том I

И вот он подошёл ко мне. Высокий. Грузный. Живот, пухлые покатые плечи. Вблизи обнаружилось, что таможенник ощутимо стар. На чёрной коже морщины не так заметны. Да и залихватский седой хохолок на затылке молодил. Ему было за сто. Я был уверен, что у него нет замены. Он не выходит на пенсию, потому что после него отдел закроют. И окончательно передадут всю проверку ИскИнам. Последний таможенник… какого отдела? Я забыл посмотреть на табличку у двери. Но можно было и так догадаться.

Вот он достал «линейку» – пульт сканера. Всё помещение было сканером, измеряющим рост, вес и десятки других параметров. Те, кого измеряли, обычно сидели на столе. Поэтому таможеннику пришлось повозиться с настройками.

На рукаве у него – на лазурной вставке – я заметил пару длинных чёрных шерстинок. Кошка? Кролик? Он мог бы проверить меня на расстоянии. Но привык лично приветствовать посетителей. С ними он ладил лучше, чем с людьми. Он их понимал. В отличие от людей. Над ним частенько подшучивали коллеги, а его отдел называли… Ну, да. Если проверка техники – «Карусель», то это, должно быть, «Зверинец». Здесь проверяют животных. Ручных, домашних животных.

– Всё нормально? – уточнил Нортонсон. – Вы закончили?

– Да, да, всё в порядке.

Таможенник торопливо вернулся за стол. Приложил большой палец, заверяя билет. Взгляда на нас не поднимал.

– Ну, мы пойдём. Всего наилучшего, – Нортонсон повернулся к выходу.

Тут я не выдержал. Не знаю, что оказалось решающим эпизодом, что достало окончательно. Там был целый сериал. Чарли, конечно. Меня вышвырнули из лаборатории. Ничего не объясняли – к кому я лечу, что буду делать… Отделы таможни перебрасывали меня друг другу, как порченного. Как объект.

И никто не смотрел мне в лицо. Пока мы шли от порта, все отворачивались. Оказавшись сзади, снимали на камеру альтера и одновременно звонили знакомым. «Не поверишь, кого я сейчас видела!» Чудо-юдо ты видела. Чудовище Франкенштейна.

– Я не животное, – сказал я, продолжая стоять неподвижно.

Таможенник вздрогнул.

– Пойдём! – Нортонсон потянул меня за рукав.

– Я не животное! – повторил я.

Ладони вспотели. Я едва успел «поймать» рефлекс – и не позволил им стиснуться в кулаки. Нервное. Но со стороны это могло выглядеть угрозой…

Нортонсон продолжал тянуть меня. Несильно. А мог бы… Это же Служба Безопасности – наследники полиции!

– Я не животное.

– Конечно, – тихо ответил таможенник. – Простите…

Тогда я позволил Нортонсону увести меня. А в коридоре осознал, что извиняться надо было всё-таки мне.

– Кто для тебя важнее всего?

– Чего?

– Важнее всего? В жизни?

Разного я ожидал, но не такого вопроса! Тем более от лейтенанта Нортонсона.

Мы направлялись из таможни обратно на уровень порта, но зачем-то свернули в сторону фуд-корта. Схема станции, подмигивающая со стен, подсказала, в чём дело. Нортонсону был нужен переговорный пункт – туда мы и вышли. Узкие кабинки были расположены напротив разноцветных столиков и буфетных стоек.

Здесь была лучшая связь – прямиком из СубПорта. Со всеми станциями, которые были сейчас доступны. И в отличие от общения по альтеру, здесь можно было поговорить без посторонних. Типа меня.

У половины кабинок стенки были матово-непрозрачны – заняты. Мы остановились рядом со свободной. Я разглядел внутри кресло на высокой ножке и буфетную полку с напитками в мягких бутылках. И сэндвичи. Я прищурился, пытаясь разобрать, с чем они были. Не то чтобы я был голоден – просто любопытно… И тут Нортонсон задал свой сакраментальный вопрос. В первый раз, после «Дхавала» и лаборатории, он смотрел мне в глаза. И голос у него был неожиданно мягкий, извиняющийся.

– Не знаю, – честно признался я. – Проф-Хофф… Профессор Хофнер, наверное. Он важен.

– Хорошо. Профессор Хофнер, – кивнул лейтенант и оглянулся на кабинку. – Поклянись его здоровьем, что ты будешь молчать, пока я звоню.

– Э? – только и смог выдавить я.

– Поклянись его здоровьем, что ни с кем не заговоришь, – потребовал мой сопровождающий.

«Какой у него ласковый голос!.. От злости», – догадался я и поспешно выполнил требование:

– Клянусь.

Не стал прибавлять, что не верю в клятвы. Не верю в мистическую связь между своими обещаниями и здоровьем профессора.

Почему он не попросил по-нормальному?

Понятно, почему. Лейтенанта заметно встревожила моя выходка у таможенника. Я и сам от себя такого не ожидал. Сорвался. Первый раз. «Это из-за Чарли…»

– Иди вот туда, – лейтенант указал на крайний столик. – Сядь, чтоб я тебя видел. И жди. И молчи.

– Я…

– Ты поклялся, – напомнил он.

Подавив желание ответить, я послушно направился к свободному столику на краю обеденной зоны. Никто там не сидел, и по соседству тоже. Немногочисленные посетители предпочитали места в глубине – поближе к экранам с ньюсами.

Я сел, чтоб быть боком к Нортонсону, сложил руки на коленях. Лейтенант скрылся в кабинке, но мог видеть меня сквозь матовую дверь. Мог следить. Должен был.

Дурацкая клятва не давала мне покоя. Почему я назвал «самым важным» профессора Хофнера? Он многое значил, но не он был самым близким! Но я не мог сказать: «Чарли». Потому что Чарли больше нет. И какой-то своей частью, незаметно для себя, я принял это. Согласился. Перенёс его в категорию значимых, но не существующих в настоящем людей…

От тяжёлых мыслей меня отвлёк голос с экрана. Передавали дебаты. Наблюдательно-экспертный комитет. Заседание по вопросам активного донорства. Я застал окончание взволнованной речи. Говорила женщина.

«…эти льготы воспринимаются как репродуктивное насилие. Как репродуктивный шантаж. Да, это грубо. Но нет, это не преувеличение! Специальные льготные условия для доноров – это и есть принуждение к донорству! И каждая женщина где-то глубоко внутри осознаёт это!»

За соседним столиком громко засмеялись. Низкие грубые голоса. Я не мог разобрать, были ли там женщины. Стол, заставленный тарелками, контейнерами и объёмистыми чашками. Аппетитный хруст. Запах чего-то острого. Обед. Поздний обед, а для них, вероятно, ужин. Или завтрак в зависимости от режима и расписания. Широкие спины в пурпурно-бирюзовых комбо. Насыщенные цвета, смелый узор – похоже, ремонтники. «Внешники». Они носят яркое. На каждой станции – своя модель, но везде – одинаково вызывающе.

Никаких законов на этот счёт не было. Имелась строчка в гражданском уставе. Предложение делать такую форму, чтобы их замечали. Профессии с высоким риском. Люди, которые чаще других выходят за пределы станции. Дизайнеры делали их форменные комбо выделяющимися .

Дизайнеры вообще постоянно «угадывали», откликаясь на рекомендации Социально-Психологического Мониторинга. Когда сверхзадача – компенсировать обязательность комбинезонов – помощь СПМ лишней не бывает.