Максим Удинский - «Дром» у дороги. Будни одной компании

Напрасно Валентин робко пытался доказать архаичность подобных взглядов прадеду. Его собственный отец (старший внук Мэра) живя за границей, позвонил ему и настойчиво порекомендовал прислушаться к совету старика.

Для городка, правнук такого уважаемого человека, оставался фактически паршивой овцой. Валентин, кончено, это понимал. Но каких то усилий, чтобы исправить положение, он не предпринимал.

У него была своеобразная компания. Такой себе кружок не слишком нормальных, чудаков и просто молодых людей, не вписывающихся в ритм и привычки этого городка. Они собирались в своем кабаке, который был обустроен в старой трехэтажке на два подъезда, прилепившейся к магистрали Столица – Большая Окраина.

Трехэтажка оказалась нежилой после неудачной плановой проверки газовой системы и ее поначалу хотели снести. Здание перекупил один шустрый но недальновидный предприниматель, а потом испугался такой большой для себя недвижимости и сдал верхние этажи эмигрантам из далеких азиатских республик. Первый этаж получила в аренду Столомахина, самый активный в городке держатель шинков и магазинчиков. Ее любимый племянник – Леонид (для тетушки, друзей, знакомых и всех в городке – Лёнчик), правая рука тети в расширении сети обслуживания, взялся за оформление кабака с энтузиазмом. Сломали некоторые межквартирные перегородки, вынесли ванны, пристроили фасад и готово. Сказать, что в этом заведении было что-то из ряда вон выходящее нельзя. Но Лёнчик гордился своей работой, добавил автостоянку на десяток машин, для проезжающих и своих. Долго мучался с названием для своего творения. Здесь ему помог друг, уже известный нам Валентин. Он достал толковый словарь иностранных слов Крысина (Ленчик просил нечто позаковыристее), развернул его на первой попавшейся странице и ткнул не глядя. Попалось греческое слово «ДРОМ», оно то и появилось на вывеске кабака. Лёнчик поинтересовался, что оно означает, оказалось – «место для бега». «Ничего, – икнул Лёнчик. – Как раз то, шо нужно».

Заведение поначалу забавляло горожан, кто-то предлагал Лёнчику вставить букву «А» после «Д», чтобы от клиентов отбоя не было и прибавляли: «А приведешь туда девок из «Мебели…», так тебе у нас памятник поставят, как самому успешному предпринимателю».

Лёнчик поначалу скромно улыбался, потом начал посылать куда нужно. Тетушка настаивала на смене вывески, но упорности в начатых делах ему было не занимать. Вывеска осталась, Лёнчик ударно начал совершенствовать интерьер заведения. Занял у тетушки крупную сумму и добавил свои сбережения. Вызвал дизайнеров из Большой Окраины. И все для того, чтобы сделать из своего кабака конфетку. Когда Валентин спросил у него, в чем причина таких перестроек, оказалось, что это назло всем жителям городка. Он заболел идеей создать самое лучшее придорожное кафе (а конкурентов у него было предостаточно), чтобы как он сказал «все удавились, козлы, от зависти».

Азиатских иммигрантов, как тараканов, оттеснили на верхний этаж, арендовав второй. Расширили фасад. Чтобы платить рабочим Лёнчик даже взял взаймы у местного «бандючка» Югрэма, вместе с рабочими красил стены, спал в «Дроме», свою квартиру сдавал иммигрантам, но кавказским.

Вскоре азиаты с третьего этажа куда-то исчезли, от них остался только некий Ван Ди, которого Лёнчик нанял дворником. Объяснялись они друг с другом на варварской смеси жестов, отдельных слов и ругательств. Причем Ван Ди прекрасно разбирался в наших ругательствах, но не понимал простых слов.

Лёнчик сделал все так, как планировал. «Дром» засиял во всей красе неоновой огромной вывеской, тремя залами: пивным, обычным и специальным. Магистраль украсилась рекламным щитом таких размеров, коких в округе никогда не было. Лёнчик переживал свой триумф над обывателями и мещанами города, что недавно насмехались над его энтузиазмом.

Но потом пришла пора расплачиваться по счетам. Лёнчик продал свою квартиру, отдал часть долга Югрэму, а вторую обязался выплачивать из прибылей «Дрома». Любезный Югрэм за такую честь великодушно согласился взять под свое крыло молодое заведение. Лёнчик теперь все время жил в своем кафе. Тетушка, потерявшая терпение от причуд племянника рассорилась с ним, потребовала вернуть занятые деньги в кратчайший срок.

Но, несмотря на все горести, Лёнчик был счастлив, он достиг своей цели. И пусть заведение часто наполовину пустовало, пусть местные жители активно бойкотировали «Дром», пусть на улице ему в спину бросали «чокнутый». Лёнчик терпел.

Постоянными посетителями у него была в основном молодежь, да и то довольно немногочисленная (не более двух десятков человек). Среди них был и Валентин. Благо контора, в которой тот просиживал свои лучшие годы, находилась рядом.

Приют в «Дроме» нашел местный неформал Игнат Паляницын (во всяком случае, он себя таким считал), побродяжничавший по рок-фестивалям, носивший стянутые в хвост длинные волосы и псевдобайкерскую куртку. Бледностью он был похож на наркомана со стажем, но сам признавался, что только курил и пил, но никогда не колол себе ничего. Длинный нос Паляницына все время шмыгал от запущенного насморка.

Другим постоянным клиентом Лёнчика был Сашка, одноклассник Валентина, работавший сварщиком в железнодорожных мастерских. Как он здесь оказался? Однажды вечерком осенью зашел погреется, разговорился с Лёнчиком и оказалось, что у них была одна общая страсть… и тот и другой все свободное время уделяли склеиванию моделей парусников. Сашка не любил компанию своих коллег-сварщиков, просто не зная о чем с ними можно поговорить, за это и за его маниакальное увлечение парусниками его и зачислили в почётный корпус городских чудаков.

Сашка был скромным малым, и, несмотря на свой возраст, застенчивым в отношениях с женщинами. Коренастый, светловолосый, с глазами прикрытыми тяжелыми веками.

Еще одним представителем этого сборища был Стаханов, грубоватый, резкий, нахальный, но эффектный парень. Ростом выше всех в этой компании, Стаханов отличался при застольях своей коронной фразой «с академиком поспоришь, а со мной выпей». Очень правильные черты лица и крепкая фигура привлекали к нему многих девушек, и он любил показать им, на что он способен. Собственно за это он и получил прозвище – Стаханов, сколько-то там норм за одну ночь. Некоторые девушки, однажды пережив такой ураган, преследовали Стаханова долгое время, пока он не раздражался и доходчиво объяснял, кто она такая и куда ей следует немедленно направится.

В шахте он когда-то немного проработал но, вылезши на поверхность после особо тяжелой смены, чуть не закончившейся взрывом метана, зарекся туда ни ногой больше. Жил он с матерью, грозной женщиной, требовавшей от сына остепенится.