Александра Родсет - Дао водяных лилий. Сборник рассказов и миниатюр

– Сохрани это, – Лёха протянул волку кепку Кабаныча, очистил свой разум и, подобно поросенку, нырнул в пищевод, стараясь не зацепиться за зубы. Некоторое время было очень темно, потом раздался хлопок. Лёха и поросенок выкатились наружу.

– Неразумно заглатывать целиком, если ты не удав, – зло сказал поросенок, взирая на останки волка. – Видишь, Лёха, оказывается, с Красной Шапочкой все было очень просто. Два существа – это критическая масса для волчьего желудка. Это создает в нем трещину.

– Просто я взял с собой нож, – нехорошо улыбаясь, ответил Лёха. – Там, у Красной Шапочки, были еще дровосеки, которые распарывали брюхо.

Утро они встречали, сидя на крыльце и глядя на восток, в сторону зари.

– А что у тебя за мечта, Кабаныч? – спросил Лёха.

– Да вот, домину я себе отгрохал. Деревья посадил, – закуривая, прищурился хряк. – А одна мечта осталась. Вот поедет когда-нибудь грузовик со свинофермы да перевернется. И украду я себе самую красивую свиноматку. Жениться я хочу, Лёха. Сына вырастить хочу. Пора.

Я стоял и курил, глядя в окно на цветущие ландшафты Калифорнии, когда вошла Тарья. Моя секретарша повела носом и поморщилась:

– Форточку за весь день ни разу не открывал?

– Не надо… – начал было я, но не успел: Тарья уже пересекла комнату и щёлкнула по сенсору. Пейзаж в окне немедленно погас, зато заработала вытяжка. Надо было вызывать электрика и чинить эту аппаратуру, но когда об этом заходила речь, и я, и Тарья, и Джефф – третий сотрудник нашей фирмы и второй её совладелец – соглашались, что тратиться на электрика ради такой мелочи не стоит. Иногда Джефф даже грозился разобраться и починить сам, но я его к этому делу не подпускал: пока функционирует окно, есть хоть какая-то отдушина. И чёрт с ней, с вентиляцией, раз уж из них работает что-то одно.

Я поспешил отвернуться от погасшей панорамы, но взгляд словно сам по себе нырнул вдаль, в темень, в обшарпанные кварталы не самого престижного офисного района столицы. Четвёртый этаж, стена напротив покрыта копотью, теплоизоляция на углу повисла лохмотьями – не иначе, кто-то врезался по пьяни. Меня передёрнуло. Тарья заметила это движение, но истолковала по-своему.

– Шёл бы ты домой, Бенни. Видно же, что устал. Всё равно от тебя тут толку…

Посмотрел на телефон – вообще-то я пялился на него уже два часа и дважды за это время звонил в справочную – проверить, не отключен ли он и нет ли на линии неполадок. Я ждал звонка от Джеффа, очень важного для меня и для конторы звонка, и совсем не хотел оказаться в это время в дороге, но Тарья была права – я устал. Не было никакого смысла сидеть тут до бесконечности. Может, Джефф сейчас тоже в пути, в каком-нибудь из районов, где не ловится сотовая связь. Я поднял взгляд и всмотрелся в пустое и чересчур знакомое лицо Тарьи.

– Не припомню – мы доплачиваем тебе за фамильярность? – мой голос, кажется, звучал любезно.

– Вроде нет, – растерялась она.

– Ну, если нет, так оставь её при себе.

Девушка обиделась.

– Как скажете, босс.

Она развернулась и ушла. Тёмное дрянное пространство за окном выглядело до противного манящим. Я накинул пальто, надел респиратор, шляпу, бросил Тарье указание передать Джеффу, чтобы звонил мне домой, и вышел.

Брать такси не стал – в основном, по финансовым соображениям. Надо было как-то дотянуть до следующего заказа, а если переговоры Джеффа сегодня кончились ничем, то ещё какое-то время уйдёт на поиски нового клиента. Я знал, что мне следовало заняться этим прямо сейчас, «не класть яйца в одну корзину», как сказала бы моя мать, но заставить себя не удавалось. Меня тошнило от этой работы, от этого города, от этой жизни, а ещё более тошнило от осознания, что другие работы, жизни и города тоже мало меня привлекают.

Улицу освещали скудно – экономили. В центре, говорят, на небе повесили искусственные звёзды и включают по ночам. Должно быть, красиво, но не ехать же специально за этим в центр. В центре небо чистят, и днём оно смотрится настоящим. У нас тут всё покрыто копотью, и небо – не исключение. Да и кому оно, собственно, нужно.

Я даже не заметил, как, задумавшись, ошибся проулком и очутился в каком-то совершенно глухом месте – ни одной вывески, пара закрытых дверей, один-единственный покосившийся фонарь. Позади меня что-то хлопнуло, я не придал этому никакого значения, пока не обнаружил, что иду в тупик. Пришлось возвращаться, и вот тут оказалось, что я не один.

– Кошелёк или жизнь? – произнёс глухой голос, искажённый респиратором.

– Жизнь, – поспешно выпалил я.

Повисла пауза – бандиты чего-то ждали. Я спохватился:

– Да, но кошелька у меня нет.

– Хреново, – весомо подытожил один из них. – А если найдём?

– Правда – ничего нет, – попытался убедить их, зачем-то суетно разводя руками.

– Поищем, – предложил второй. Судя по интонации, его тоже достали эта жизнь, этот город и эта работа.

Они окружили меня, стали бить, и я уже начал прикидывать, как правильнее сложиться, чтобы защитить максимум себя хотя бы для опознания, когда прямо возле меня открылась дверь. Даже в тумане смога, сквозь запотевшие стёкла, я разглядел, что на человеке, который вмешался, не было респиратора, зато белел ровный воротничок католического священника.

– Сюда, сынок!

И я, уж не знаю, каким чудом, извернулся и попал в эту дверь.

Я вполз внутрь и сорвал респиратор. Вообще-то в церкви правилом хорошего тона считается респираторов не снимать – церковь организация некоммерческая, и пользоваться их воздухом на халяву не грешно разве что больным и неимущим, но в данный момент я себя чувствовал и тем, и другим. С чавканьем захлопнулся герметик.

– Вы их не боитесь, святой отец?

– Мне поздно, – он склонился надо мной, изучая тяжесть повреждений. Я потрогал языком разбитую губу:

– Выскакивать наружу без маски – тоже?.. – я сам не понял, что хотел сказать, но старик кивнул и улыбнулся.

– Тоже. Попробуй встать. Болит где-нибудь?

Болело везде, но я послушно поднялся, переступил, потянулся, вздохнул. Вроде не сломано ничего. Повезло.

– Повезло тебе, – эхом согласился священник. – Я случайно услышал. Тем входом редко кто пользуется.

– Тут есть другой?

– Разумеется. Выход прямо к метро. Сейчас обработаю тебе ссадины – и можешь идти домой. К жене, детям.

Представилась моя унылая квартирка без окон, под ложечкой заныло.

– Посиди тут. Аптечку принесу.

Когда священник ушёл, я осмотрелся. По всему потолку светилась голограмма, имитирущая высоченный купол собора. Выглядело натурально, я мысленно поздравил коллегу и даже потянулся потрогать – вдруг в самом деле пустота. Но пальцы наткнулись на скользкий, неприятный материал, из которого делают «окна». Обман. Даже тут – обман. Статуя Девы в голубом платье смотрела на меня с укоризной.