Виктор Хорошулин - Хвост ящерицы. Тайны русского Кёнигсберга

– Два года назад известный всей Европе Иммануил Кант попросил нашу государыню о предоставлении ему вакантного места профессора логики и метафизики в Альбертине, – произнёс профессор Майбах.

Губернатор Суворов по приглашению врача и учёного нанёс визит в кёнигсбергский университет для того, чтобы лично познакомиться с профессурой и обстановкой, царящей внутри знаменитого учебного учреждения, а также с хозяйственными и финансовыми проблемами последнего. Однако, в связи с неофициальностью пребывания генерал-губернатора в Альбертине, никакого эскорта вблизи него не было, и излишнего ажиотажа вокруг высочайшей персоны не возникло. Профессор Майбах сопровождал Суворова, показывая ему всё, вплоть до помещений студенческой ночлежки. Сейчас они следовали из кабинета ректора, в котором оставили озадаченного Эрнста Бирона составлять прошение на финансирование университета в текущем году.

– …Хотя, – продолжал учёный доктор, – за три года до этого он клялся в признательности и любви к «всемогущему королю и повелителю» Фридриху II.

– Что ж, – усмехнулся Суворов, – это так свойственно философам – созерцать мир, анализировать факты и вникать в суть вещей, а затем… всё пересматривать, подвергать свою точку зрения сомнению и вовремя переходить на другие позиции.

– Пожалуй, – согласился с ним Майбах, – в этом и заключается настоящая мудрость.

– И что же, получил Кант эту должность?

– Увы. Его прошение попало к губернатору Корфу, вашему предшественнику… А в его канцелярии, насколько мне известно, было много хватких и знающих людей – секретарей, писарей, копиистов… только хорошего переводчика не было… А сам губернатор, по-русски, извините… изъяснялся с трудом. Понимать – понимал, но не писал… Вы, ваше высокопревосходительство, не удивляйтесь, что мы осведомлены о таких… деликатных деталях, но правду не скроешь… Переводил ему некий поручик Болотов, весьма любознательный юноша, симпатизирующий философским воззрениям, царящими в нашем университете…

Генерал-поручик Корф… Суворов вспомнил, с какой радостью встречали его, нового губернатора, офицеры, и как сдержанно отзывались они о его предшественнике. Вспоминали и шумные, пышные торжества, которые так любил организовывать Корф, его известную на весь город любовную связь с графиней фон Кейзерлинг, в честь которой российский генерал-губернатор Пруссии не пропускал случаев задать бал или устроить маскарад. Николай Корф был из прибалтийских немцев. Он не отличался благожелательностью к русским, имел крутой нрав, часто и непомерно бранил подчинённых, невзирая на их чины и заслуги. В ответ он не снискал себе ни любви, ни уважения, а одну лишь неприязнь.

– Андрей Болотов… Я знаю сего достойного молодого человека, – кивнул Василий Иванович. – Что же, он разделяет взгляды Канта?

– Напротив, сей офицер посещает лекции кантовского оппонента, Вейманна. А кроме университетских лекций почти ежедневно берёт у него частные уроки. Я не знаю, приложил ли поручик свою руку к прошению Канта…, но оно так и осталось без ответа.

– Кто же занимает эту должность сейчас?

– Профессор Фридрих Иоганн Бук, ваше высокопревосходительство.

– Так вы что, господин профессор, подозреваете нашего офицера в том, что он мог… отложить в «долгий ящик» прошение Иммануила Канта к нашей императрице о предоставлении ему должности профессора?

– Ни в коем случае, ваше высокопревосходительство, – поспешил с ответом Майбах. – Поручик Болотов вызывает самые добрые чувства. Ведь это именно он привёл в наш университет группу своих сослуживцев в качестве вольнослушателей! К тому же, я уверен, что он весьма далёк от наших университетских дрязг… Кстати, – указал взглядом в направлении вышедшего из аудитории худощавого человека невысокого роста, профессор Майбах, – это и есть Иммануил Кант. Ни на секунду не отступает от заведенного им много лет назад строгого распорядка. Студенты по нему сверяют свои часы. Говорят, что он подчинил себе время! – добавил учёный шёпотом.

– Надо будет непременно с ним познакомиться, – проговорил Суворов, провожая взглядом известного философа. – Кто знает, возможно, в конце жизни я с гордостью скажу своим внукам, что беседовал с самим Кантом…

– Обязательно, ваше высокопревосходительство. А ещё я бы вам порекомендовал ближе познакомиться с медицинским персоналом нашего университета. Например, с Анджеем Орловским. В этом году он, надеюсь, станет доктором медицины.

– О-о, – рассмеялся Суворов, – перед медиками Альбертины я теперь в неоплатном долгу!

– А сейчас, ваше высокопревосходительство, я покажу вам нашу гордость – университетскую библиотеку! Точнее, не саму библиотеку, для её осмотра нам понадобился бы целый день, а небольшой архив. По хранящимся в нём ценностям вы сможете судить о великолепии и самой библиотеки! Но для этого нам потребуется спуститься в подвальное помещение… Прошу вас…

Кёнигсбергский университет располагался на острове Кнайпхоф, на северо-восточной его окраине. «Пора расширять академию, – подумал Пауль Майбах, – старое здание Альбертины уже не вмещает такого количества студентов, которое, кстати, давно перевалило за тысячу»…

Крутая лестница вела вниз. Не без труда преодолев высокие ступени, профессор Майбах и губернатор Восточной Пруссии оказались перед окованной железом дверью. Толкнув её, учёный вошёл в просторное помещение, доверху заставленное стеллажами с книгами. В центре находился широкий стол, за которым сидел пожилой служащий архива кёнигсбергской библиотеки. Возле его правой руки находились пенал с перьями и чернильница. В лежащую перед седеньким архивариусом толстую книгу тот старательно вносил какие-то записи.

– Приветствую тебя, дружище Герхард! – весело поздоровался со служащим профессор Майбах. – Как твои почки, больше не беспокоят тебя?

– Иногда пошаливают, господин профессор, – оторвавшись от работы и почтительно встав со своего места, промолвил архивариус. – Особенно при смене погоды… Но, как говорится, жизнь жалует тех, кто на нее не жалуется.

– А надо меньше пить альтштадское пиво, дружище! Подай-ка мне, Герхард, ту самую книгу, которую я просил тебя запрятать подальше и никому не показывать!

– Вы о том старинном фолианте, господин профессор? Сейчас принесу… А насчёт пива, то я хорошо помню ваше предостережение… Да разве ж откажешься? Иной раз, и не захочешь, а вольёшь в себя кружку-другую… – Старик вышел из-за стола и, слегка прихрамывая, направился в дальний угол комнаты.

– М-да, впечатляет, – произнёс Суворов, оглядев книжные полки, аккуратно заставленные различной толщины фолиантами.