Лааль Джандосова - Арвеарт. Верона и Лээст. Том I

– Нет! – ухмыльнулась Верона. – Я её прокусила! Я подвержена мазохизму в самых худших его проявлениях!

Пауза вышла долгой.

– Простите, – сказал арвеартец. – Я бы мог попытаться помочь вам, но боюсь, что с вашими баллами здесь помогать вам некому, за единственным исключением.

Верона, представив Лээста, едва уловимо пахнущего – чем-то тонким, предельно волнующим, более чем ухоженного, одетого с крайней изысканностью – сочетание строгого стиля с благородно подчёркнутой роскошью, резко спросила:

– Вы шутите?! Я не нуждаюсь в помощи! Я крайне самодостаточна!

– Забудьте, – сказал профессор, уловивший в её ответе глухую ноту отчаяния – почти на грани растерянности и детского чувства беспомощности, и нейтрально добавил: – Попробуем. Попытка не пытка, знаете? Закройте глаза, пожалуйста.

Верона, пожав плечами, хмыкнула, но зажмурилась. Зажмурилась и почувствовала, как «Крюгер» платком – очень бережно – промокает ей кровь – текущую, после чего, сконцентрировавшись, пытается сделать что-нибудь – в меру своих возможностей – под восемьсот по Эйверу. Через десять секунд примерно он сказал: «Получилось, кажется. Кровь уже не идёт, по-моему…» Глаза её вновь раскрылись. Профессор, худыми пальцами, смял свой платок – бумажный, сунул в карман не глядя и добавил: «Но без реверсии». Секунду-другую-третью они просто стояли молча, изучая друг друга на уровне, близком к молекулярному.

– Скажите, зачем вы приехали? – спросил он, нарушив молчание, становившееся бессмысленным. – У вас ведь есть Академия. Неплохая, насколько я знаю, и Таерд вам покровительствовал.

Чуть свыкнувшись с его запахом – настолько, чтобы не думать о нём, Верона спокойно ответила:

– А вас это не устраивает?

– Представьте, что не устраивает. Я был изначально против вашего зачисления.

Глаза её потемнели:

– Не только вы, полагаю, но ещё кое-кто во Вретгреене. Вретгреенское отделение известного Департамента. Но я уже здесь тем не менее, так что смиритесь, пожалуйста.

При фразе о Департаменте лицо его – исказившееся – то ли гримасой боли, то ли гримасой ненависти, стало настолько страшным, что Верона невольно съёжилась, а сам он, заметив это, бесцветно сказал:

– Разумеется, но только, пожалуйста, помните, что ваше здесь появление будет стоить жизни кому-нибудь.

Она опустилась в книксене, посчитав разговор оконченным. «Крюгер» заметил: «Не стоило. Поклоны в первую очередь свидетельство уважения…» – и направился вверх по лестнице, а сама она, с мыслью: «Ясно… „Может стоить жизни кому-нибудь…“ На этом всё и завязано…» – отправилась к новой приятельнице – как к источнику « Вога » – ментолового, и источнику информации.

Джина, как вскоре выяснилось, обреталась в конце коридора, у душевых, в « шестнадцатой ». Комната её – светлая, с прозрачными занавесками, с пушистым ковром из шёлка, с вазами и картинами, – источала благоухание и казалась весенним оазисом. Джина – царица оазиса – в длинном салатном платье, в балетках, ярко накрашенная, при виде Вероны ахнула:

– Ты что, целовалась с кем-нибудь?! Тебя укусили?! Боже мой!

– Увы, – вздохнула Верона, – целоваться тут не с кем, мне кажется. Даже Крюгер далёк от подобного, хотя я полагала обратное. Назовём это «производственное».

– «Крюгер»?! Какой ещё «Крюгер»?! – вопросила Джина в растерянности.

– Ваш куратор. Не знаю имени.

– Брареан! – сообщила Джина. – Он точно далёк, уверяю тебя! Но не могу быть уверенной относительно Джоша Маклохлана!

– Да! – рассмеялась Верона. – Ваш Виргарт уже намекнул мне, что если мне вдруг захочется «чего-нибудь романтического», то Джошуа – вне конкуренции!

– Ага! – усмехнулась Джина. – «Чего-нибудь романтического». То есть – виски или «Парламента».

– Он – молод? Ему лет тридцать?

– Джошуа?

– Нет, Брареану.

– Двадцать во… Двадцать девять, по-моему. А почему ты спрашиваешь?

– Да так. Интересно стало. Не часто встретишь подобное.

– Да, – согласилась Джина. – Брареан в своём роде уникум. Но лучше скажи мне, пожалуйста! У вас через час – Посвящение! Это же надо залечивать! Там же будут Кураторы!

– Нет, – возразила Верона. – Залечивать я раздумала. Пусть это служит символом… – и поскольку во взгляде Джины проявилось недоумение, пояснила: «Моей независимости», – чем повергла свою приятельницу в ещё большее недоумение.

* * *

В это время проректор Коаскиерса, получивший письмо от Джимми или лучше сказать – донесение, связался с профессором Джонсоном и обратился с просьбой направить к нему Верону, при этом – незамедлительно. Куратор, обеспокоившись, поспешил выполнять задание. Так как самой Вероны на месте не оказалось, Джонсон решил обратиться за поддержкой к Томасу Девидсону. Томас, проинструктированный, побежал на этаж пятикурсников. Таким образом в скором времени Верона, покинув Джину, поспешила в обратную сторону – к центральному холлу Коаскиерса, где, взглянув на плевок – подсохший, скосилась на Эркадора – на портрет его, ярко сияющий, пробормотала: «Монстр!» – и быстро направилась к лестнице, полная негодования – того, что опять закипело в ней. Подъем до нужного уровня нисколько не охладил её. Разыскав кабинет проректора – согласно табличке с именем над квадратом идентификатора, она приложила пальцы к дисплею с сенсорной поверхностью – мало на что рассчитывая и просто экспериментируя. На дисплее сразу же высветилось: « Личность не установлена », – и следом раздался голос с механическими интонациями:

– Вы не идентифицированы. Вы должны пройти регистрацию .

– Где? – спросила Верона. – Надо думать, в Седьмом департаменте?

– Да, в Седьмом департаменте. Во Вретгреенском отделении .

– Хорошо, я учту на будущее. А с кем я сейчас разговариваю?

– Данный вопрос некорректен. Обратитесь с новым, пожалуйста .

– Хорошо, – согласилась Верона. – Как мне найти проректора?

– Экдор Эртебран отсутствует. Вы можете подождать его .

– Понятно – сказала Верона. – Я подожду, разумеется.

Завершив разговор с дисплеем, она опустилась в кресло – стандартное – для ожидающих, и попыталась занять себя размышлениями об имени: «Шестеро отпадают. Джон – из числа оставшихся. Тралаве́рстрелара́н? Навряд ли. Хотя имя в целом чудесное. Просто язык сломаешь. Рум-пель-штильц-хен бы умер от зависти…» Попытка была напрасной. Образы Эркадора не давали ей сосредоточиться. Не просто портретные образы, а новые – продуцируемые, где он – во плоти и крови – затмевал собой Джона полностью. Тело её – повторно – сковала сладкая изморозь.

« Это тебе не Девидсон! Это мужик со способностями! »

« Наш Эхнатон Великий поразил твоё воображение… »