Лааль Джандосова - Арвеарт. Верона и Лээст. Том I

– Вот, посмотрите, парни! Я его поднял с пола! Выбросить собирался!

Томас взглянул на латекс с некоторым количеством мутного содержимого, а затем произнёс:

– Любопытно. Только, боюсь, мне придётся уверить тебя в обратном.

– В чём?! – изумился Джимми.

– Верона была в моей комнате, как мы и договаривались. Так что припрячь свой презик для следующего раза.

– Гонишь! – воскликнул Брайтон.

Томас, не отвечая, набрал на замке комбинацию. Картина, им всем представшая, подтверждала его заявление. Верона – в одной футболке – сидела на подоконнике и допивала кофе. Её клёши висели на стуле, а волосы были распущенными и казались немного взлохмаченными. Обнажённые длинные ноги – точёные, с узкими ступнями, – приковали внимание юношей на долгий отрезок времени. Томас опять почувствовал сильное возбуждение; Арриго подумал: «Здорово! Это, конечно, розыгрыш, но оно того стоит, наверное!» – а Джимми, взяв себя в руки, разразился громким высказыванием:

– Жалко мне вас, ребята! Уж как бы вы ни старались, результата у вас не будет! Я понимаю, естественно, что Томас у нас – красавец, но повторюсь, Блэкуотер, в мужчине внешность – не главное!

Верона отставила чашку и произнесла, посмеиваясь:

– Согласна, Брайтон, согласна. В мужчине внешность – не главное, на примере того же Крюгера, но Тому не на что жаловаться не только по части внешности, но и по части прочего. В этом я убедилась, чего бы ты там ни рассказывал!

Джимми скосился на Томаса, который шагнул к гардеробу, вновь посмотрел на Верону, что перешла к кровати, чтобы расправить простыни, и произнёс: «Не понял. Ты чё, на деле поправился?!»

– Допустим, – ответил Томас. – Но даже если поправился, тебя это не касается.

– Да врёшь ты! – воскликнул Джимми.

Тоггерсвултец надел рубашку, затем подошёл к Вероне, демонстративно обнял её, поцеловал – с решительностью, не встретившей возражения, и повернулся к приятелю:

– Нуждаешься в демонстрации?

– Нуждаюсь! – воскликнул Брайтон.

Томас взглянул на Арриго, приоткрывшего рот от волнения, затем отпустил Верону, что отвернулась в сторону, уважая вопрос приватности, опять посмотрел на Джимми и процедил сквозь зубы, расстёгивая ширинку:

– И что ты на это скажешь?

Брайтон – морально поверженный – исказился в лице и выдавил, придавая отвисшей челюсти нормальное положение:

– Хе! Ничего удивительного! Если Блэкуотер разденется, на неё у покойника встанет, а у всех остальных – тем более!

«Проректор!!! – решил Арриго. – Это он его ночью вылечил!!!»

Верона, услышав Джимми, сказала с сарказмом в голосе:

– Зато если ты разденешься, то лучше я стану покойницей, чем буду иметь несчастье взирать на твоё достоинство.

Поскольку достоинство Джимми уступало в своих размерах обретённым достоинствам Томаса дюйма на два или около, то продолжать эту тему он счёл для себя унизительным и, пробормотав: «Ну ладно… Выискались любовнички…» – быстро покинул комнату, исполнившись намерением донести на Верону с Томасом по вышестоящей инстанции в лице куратора Джонсона.

* * *

Джонсон, встававший рано, был, как считали студенты, «хронически пунктуален». Подобная пунктуальность привела его к каменной арке именно в ту секунду, когда Брайтон, поднявшись с кресла, подумал: «Какая точность!» – часы над высокой аркой указывали на время: короткая стрелка – на восемь, минутная – на двенадцать.

– Сэр, извините, конечно, – начал вкрадчиво Джимми, – но, мне кажется, я обязан довести до вашего сведения, что мисс Блэкуотер сегодня ночевала не в собственной комнате, а вместе с Томасом Девидсоном, с вытекающими последствиями…

– Что?! – поразился Джонсон. – Джеймс, вы в этом уверены?!

– Уверен! – воскликнул Джимми. – Минут десять назад я увидел, как она от него выходит, а потом я зашёл к нему в комнату, а он ещё был раздетым и кровать была незаправлена! Тогда я спросил: «В чём дело?» – а Девидсон мне ответил, что это меня не касается! И я просто сделал выводы! Эти выводы сами напрашиваются! И ещё я обязан добавить, что Томас вполне состоятелен… по части его проблемы. Его излечили как-то! Господин Эртебран, наверное!

– Понятно, – сказал куратор.

Витражные створки раздвинулись. Верона – с листком бумаги, улыбаясь, вошла в гостиную и присела в изящном книксене. За ней появился Томас – с извинением за опоздание. Джонсон кивнул им приветственно и повернулся к Брайтону:

– Ну вот, а теперь послушайте. Что бы там ни случилась, я прошу вас в это не вмешиваться и больше не обращаться ко мне с подобными донесениями.

«Ладно, – подумал Джимми. – Раз не прошло с куратором, донесём до ушей проректора! Либеральничать он не будет! Этот Девидсон вылетит сразу же!»

– Пойдёмте! – призвал куратор.

Процессия первокурсников двинулась вниз по лестнице – на свой первый завтрак в Коаскиерсе. Столовая находилась в южном секторе здания. При их появлении в зале часть студентов зааплодировала. Первокурсники – засмущавшиеся, вереницей прошли за профессором до левой стены помещения и, столпившись у длинной стойки, принялись украдкой осматриваться. Пол был выложен тёмным мрамором, на стенах пылали факелы, с потолка – на цепях из бронзы – спускались вниз канделябры – круги с оплывшими свечками, шесть столов, плюс один пустующий, занимали студенты Коаскиерса, а восьмой был преподавательским.

– Ну вот, – пояснил куратор, – здесь принято самообслуживание. Берёте подносы в окошке и туда же их и возвращаете.

– А добавки?! – выкрикнул Брайтон.

– Берите подносы по очереди, – продолжал инструктировать Джонсон. Столы здесь шестиугольные. Это значит – садимся по пятеро. И имейте в виду, пожалуйста! Не расходимся после завтрака!..

На завтрак у первого курса, как у всех остальных в Коаскиерсе, был омлет, тарталетки с грибами и заварные пирожные. Иртана, Лирена и Терна, первыми взяв подносы, сели так, что в их обозрении оказались и преподаватели, и раздаточное окошко, и студенты седьмого курса, и студенты шестого курса, и даже двери в столовую, на что Верона заметила, обращаясь к новой приятельнице: «Придётся садиться рядом. Стратегические позиции». Все девушки, таким образом, заняли общую линию. Угол стола рядом с девушками был выбран стратегом Томасом. Дальше сели – в привычной последовательности: Гвелдеор, Аримани, Маккафрей и Джимми – на крайней позиции, нисколько не помешавшей ему следить за столом эрверов и, в частности, за проректором. Лээст сидел между Джошуа и куратором пятикурсников, нестандартная внешность которого претерпела одно изменение.

– Ну и ну! – поразился Джимми. – Крюгер у нас обстригся! Это кто же так обкромсал его?!

Верона, сразу отметившая – уже при входе в столовую, что куратор пятого курса укоротил свои волосы и стал, сообразно Джимми, «ещё больше похож на пугало», снова невольно подумала: «Как?! При каких обстоятельствах?! О нет, это просто немыслимо…» Эртебран широко улыбнулся ей, что было подмечено Джонсоном и парой других кураторов, а Джош, при виде футболки – исцветшей, предельно заношенной, спросил себя: «Это – сознательно? В противовес своей внешности? Или проблема в средствах? И ничего ведь не сделаешь. Ведь не пойдёшь и не скажешь ей: „Мисс Блэкуотер, простите, пожалуйста, но одежда такого рода вас просто дискредитирует“. Надеюсь, она сумеет заработать эту стипендию… Сумма, конечно, смешная, но, возможно, в её положении… Я бы слетал с ней в Дублин, и она бы там приоделась бы. И надо сказать ей, кстати, что взносы необязательны. Что они могут жить в Лисканноре, сколько заблагорассудится. Надо только продумать срочно, как ей сказать об этом, чтобы она не обиделась… чтобы она не расстроилась… как-то поделикатнее…» Пока он размышлял об этом, его завтрак остыл окончательно, в результате чего астрологу пришлось подъедать холодное.