Степан Кирнос - Город бога [CИ]

— А почему именно мы? — поинтересовался Данте. — У вас же есть множество других агентов.

— Хм-м-м, — затянул Бонифаций, приложив правую ладонь к подбородку. — Вас рекомендовал сам Канцлер, нет, он настаивал, чтобы именно вы двое в составе тактической группы пошли на выполнение операции. Большего я вам сказать не могу. Может, он видит вас нечто особенное, для этой миссии… не знаю.

— Ну ладно. Когда сборы и подготовка?

— Завтра в шесть утра, в моём штабе. Всё, удачи.

«Крестоносец» поднялся с места и заспешил прочь, как на выходе столкнулся об обросшего человека в рваных выцветших одеждах и шортах с туфлями на босу ногу. По грязной бороде видно, что это мужчина.

— Простите, — буркнул вошедший мужчина и сел на стул рядом с барной стойкой, поникнув головой.

— Что буйно голову повесил? — спросил Данте. — Рыбак.

На неожиданный вопрос парня грязный мужчина ошарашенно оглянулся и когда заприметил двоих парней, с испугом стал метать вопросами:

— Кто вы? Что вам нужно? Я вас не знаю!

— Тиш-тише, — стал его успокаивать Яго. — Вспомни у порта Ниццы.

— А! Вы те воины из Рейха. Что-то я вас сразу не заприметил.

— Ничего страшного, — говорит Данте. — Как ты? Наши не слишком донимают? И что ты тут делаешь?

— Хожу сюда за выпивкой, но видимо сегодня тут не наливают. Да и всё в порядке, а если донимают, то по делу. Наши-то думали, что вы сюда грабить пришли, уже хотели партизанить уйти, только отговорил я их от мысли окаянной. Говорю им, чтоб сидели на месте и не шли к республиканцам в Ла Фонтен Сент…

— А откуда ты знаешь, что там ещё остались силы республики? — спросил Яго.

— Друзья там живут. Кстати, можете радоваться, говорят, что они снимаются и отступают назад и вся столица Прованса теперь ваша.

— Ладно, — начал Данте. — Теперь можешь нас рассказать, почему ты помог нам? Ты же вроде родился и вырос тут, в Прованской Республике, а предал её.

— Ох, — тяжело выдохнул рыбак. — Разве вы не видите, как мы живём? Лачуги, да трущобы, облезлые и рухнувшие дома, а все сливки общества оттягиваются в Марселе, плевав на нас… эти гады даже отгородились от нас и отстреливают, как собак бешеных, если посмеем повредить их отдыху. Может, кто-то и скажет вам, что свобода это хорошо, но наша родилась из пустого безумия и помешана на ненависти к южанам и северянам. Власть приговаривает — «освободились от Франции стали великими», а где это величие, спрашивается? Они нам твердят, что, мол, свобода от гнёта Парижа это путь к гордости и процветанию, но всё это пустое. Всё это величие, гордость и процветание на улицах Ниццы, которые не ремонтировали, Бог знает, когда… вся их гордость в голодных смертях, а процветание они видимо видят в тотальной нищете. А всю неделю гоняли шарманку, что, мол, злые южане под руководством «недымократичного» диктатора хотят нас поработить, сделать рабами… что ж, я согласен обменять демократию в нищете на сытость в диктатуре.

— И что же случилось с Ниццей, что она в таком упадке? — спросил Яго.

— Независимость, — скрипя сердцем, ответил рыбак.

— Понятно, — вздохнул Данте. — У вашего народа видимо много причин, что сегодня мало кто брал в руки оружие и гнал нас. Печально, конечно, видеть вас в таком состоянии, но, не поверить, я с братом, тоже когда-то жил в трущобном городке, этакой градской республике. Но приход Канцлера всё изменил и теперь из республики он превратился в процветающий мегаполис. Надеюсь, Ницца так же воскреснет.

Данте понял основную цель операции «Запад», задуманное Императором, не как масштабное покорение части бывшей Франции и государств на месте мёртвой Испании. Это не сегодняшняя битва за Ниццу, не завоевание земель, а вернуть надежду и прогресс в исстрадавшиеся земли, всё остальное — средства. Скинуть вуаль мрака, вытащить страны из лона упадка, вернуть усопшие края к жизни и сковать их в единое монолитное образование под именем Рейх — вот цель святой миссии. «Запад» в своих сотнях директивах и приказов говорит и о возрождении того, что пало, предписывая армии по мере сил восстанавливать города и деревни, связь между ними и убеждать делом и словом о правильности веры Империи в Господа, Императора и единство. Данте вспомнил, что сейчас по городу расхаживают десятки капелланов, рассказывающих о славе и величии Рейха, попирающие ценности гнетущей «свободы», которая и привала город в упадок. Вот истинная цель операции — возродить запад под чёрно-белым знаменем Империи, предложив ему нечто большее, чем преклонение перед силами краха.

— Данте, — обратился Яго, вырвав парня из размышлений. — Нам нужно идти, ещё рапорты писать, да и разобраться нужно… на нас жалоба поступила. Помнишь, мы повязали того идиота-расстрельщика. Теперь от нас требуют объяснений.

— Да, брат, — встал со стула Данте. — Пойдём, — и перед тем, как покинуть мрачное заведение, остановился, чуть повернул голову и сказал рыбаку. — Ничего, скоро всё измениться… совсем скоро.

— Спасибо вам, ребята, — скорбно ответил мужчина. — Спасибо вам за всё.

Глава вторая. На руинах Испанских

Глава вторая. На руинах испанских

Этим вечером. Пиренейская Теократия.

Над головами людей, живущих на иберийском полуострове, воцарилось небесное запустение, сущее отражение пустынь на земле, которые после тысяч воин растянулись на многие-многие акры вдаль, растянувшись от самых геркулесовых столбов и накрыв практически весь кусок земли, на котором раньше жилы португальцы и испанцы. Мертвенно-оранжевая небесная твердь, и солнце, которое вот-вот коснётся филигранной черты запада, освещает угнетающими красками небесное пространство. На востоке уже загораются серебряные точки и неестественно-фиолетовые краски выплёскиваются в великое космическое полотнище над головами людей, оголяя космические дали и возвещая о наступлении ночного сумрака, который несёт с собой ночную прохладу.

Один лик уставился на картину великого противостояния между погибающим днём и набирающим силу сумраком, который через пару часов добьёт время вечера и взойдёт на престол поднебесья тёмная ночь.

— Ничего тебе не напоминает? — звучит вопрос со стороны, заставляя человека оторвать взгляд от могучего неба и обратить его к многострадальной земле, отразившей всю суть картин небес. — Ничего не хочешь… сказать?

Чёрствые тонкие губы мужчины чуть дрогнули, обозначив мимолётную улыбку или скоротечное мучение. Мешковатая тёмная кофта парня, с рукавами до локтей замотанными чёрными бинтами, трепещет под сухими ветрами с юга в унисон вместе с длинными немытыми, оттого и поблёскивающими, волосами.

— Конечно, — без эмоций на худощавом грязном лице отвечает мужчина лет сорока пяти. — Как говорил Йорэ Небочтец — небо это зеркало земли… он так думал.