Александр Кондратьев - Свален ударом грома [СИ]

— Контужен.

— Как вас хотели взорвать? Кто? Чем?

— Кто-то, наверное, в поезде подложил мне в сумку бомбу. Мы выходили на станции из поезда, в Черепаново, сумка оставалась в вагоне.

— Кого-то подозрительного в поезде заметили? Возможно в темных очках?

— Нет. Петрович, полвагона было в очках.

— Свободные места в вагоне были?

— Нет, — уверенно сказала Наташа, так как интересовалась у проводника сколько человек едет в вагоне при раздаче мороженного.

— Наталья Владимировна, попытайтесь вспомнить, кто остался в вагоне, когда выходили на станции. Кто вышел в Лугах вместе с вами.

— В Лугах еще один человек выходил. Он был в очках, — вспомнила Наташа. — Поезд уже начал трогаться, и он выпрыгнул. Но в Луга он не пошел. Направился в сторону Наумово. Или в сторону трассы.

— Вы его запомнили?

— В целом нет. Кажется молодой. Шустрый. Ловко спрыгнул с поезда. Да, он был в темных очках.

— Среднего сложения, среднего роста, в неброской одежде, — добавил Сергей Петрович стандартное описание профессионала, ведущего скрытое наблюдение за объектом разработки.

— Да, — согласилась Наташа. — Вы его знаете?

— Нет, Наталья Владимировна. Под это описание подойдет каждый второй мужчина в нашей стране. На это и делается расчет. Узнать его сможете?

— Наверное, если только увидела бы в такой же ситуации: выпрыгивающим из вагона. А на лицо не узнаю.

— Вы кому-то говорили о том, что собираетесь ехать на Алтай на поезде?

— Да никому я не говорила. Даже сыну еще не звонила.

— Наталья Владимировна, пожалуйста, вспомните. Может словом обмолвились, вскользь, мимолетом. Это очень важно.

— Сергей Петрович, кроме вас и Светланы (секретаря) никто не знал о поездке на Алтай. Это точно.

— Это хорошо.

— Что ж в этом хорошего? — Наташа не совсем понимала ход мыслей начальника службы безопасности.

— Когда круг потенциальных подозреваемых небольшой, быстрей работается.

— Петрович, ты подозреваешь мою…

— Она могла просто проболтаться кому-то. Девушкам это присуще. Но я это скоро выясню. Обещаю вам. Вы сейчас где, Наталья Владимировна?

— Я в Лугах.

— Милицию вызвали?

— Нет, Петрович. Мне здесь мой старый знакомый, он тоже работал в милиции, посоветовал не вызывать милицию и скорую помощь, чтобы не узнали те, кто это сделал.

— Правильно посоветовал. Вы в безопасном месте?

— Да, Петрович. Я в старом своем доме, у знакомых.

— Кто-то видел, куда вы пошли после взрыва?

— Думаю, что да. Деревенские ребятишки видели взрыв. И еще цыганки приходили.

— Мне нужны точные координаты вашего местонахождения. Минут через пятнадцать вас найдет Семен. Вот тогда только можно будет говорить об относительной безопасности.

— Дом в Лугах на Чумышской улице, это последняя улица в селе, или первая от реки Чумыш. На лавочке возле дома сидят два мальчика в восточных тюбетейках и полосатых халатиках. Семен не перепутает. Да, Петрович, а Семен что делает на Алтае? — не удержалась Наташа от вопроса.

— Я отправил его и Андрея, чтобы не вдалеке от вас были. На всякий случай.

— А случай не заставил себя долго ждать, — подытожила Наташа. — Спасибо, Петрович, за заботу. Что бы я без тебя делала.

— Наталья Владимировна, вы свой телефон отключите. Немедленно. Семен подъедет, поменяет вам сим-карту. Но никому звонить кроме меня нельзя. Никому.

— А сыну?

— Он же в Москве еще?

— Да.

— В Москву — можно. А в Новосибирск — нельзя. Никому!

— Хорошо, Петрович, — согласилась Наташа.

— Наталья Владимировна, пока у меня все не прояснится, вам придется пожить на Алтае. Безопасное место подберем.

— Петрович, я не одна. Со мной еще человек, который спас мне жизнь. И он контужен.

— Его надо проверить на предмет…

— Петрович, его не надо проверять, — произнесла Наташа таким тоном, что Сергей Петрович сразу же озадачился тем, что, оказывается, плохо изучил подноготную человека, чью жизнь и бизнес взялся охранять. — И еще — у него нет одежды… была, но повредилась при взрыве.

— Вас понял, Наталья Владимировна. Оденем. Подлечим. Поставим на ноги. До связи.

— Ильдар, скоро должны подъехать ребята из моей службы безопасности, — сказала Наташа, протягивая Валиеву сотовый телефон.

— Я слышал, Наташа. Машину встретим. Пацанам сейчас скажу, чтобы пост свой не покидали. Может все-таки покушаешь пока? — заботливо поинтересовался Ильдар.

— Нет, Ильдар. Я пойду, побуду пока с Анатолием.

— Конечно, Наташенька. Иди. Когда рядом любимый человек выздоровление идет в сто раз быстрее. Аллах это видит и помогает.

— Любимый?

— Я видел, как ты на него смотрела, Наташа. Я видел, как он смотрел в твою сторону, когда ты была у реки. Он, Наташа, хороший человек. Он жизнью своей жертвовал, чтобы не погибли другие. Если позовете на вашу свадьбу, то я настоящий свадебный плов сварю, из всего барана. И рис у меня для этого заготовлен специальный. На свадьбу дочери держу про запас. Такого в магазине не купить. Гости пальчики оближут.

— Не все так просто, дорогой Ильдар, — улыбнулась Наташа. — Он меня двадцать лет назад не позвал замуж, а теперь…

— Наташенька, вы оба еще такие молодые и красивые, и я уверен, что все у вас еще будет. И свадьба, и счастье, и дети. Если мне не изменяет память, у тебя ведь есть сын. Не от Анатолия ли?

Наташа смутилась такому прямому вопросу Ильдара, но уклоняться от ответа не стала:

— От него.

— И он, наверное, этого и не знает, — помахал Ильдар головой.

— Не знает, — согласилась Наташа.

— Неправильно это, Наташенька. Ой, не правильно. Но ничего. Все наладится. Аллах милостив.

— Когда рядом любимый человек выздоровление идет в сто раз быстрее, — прошептала Наташа, не сводя глаз с Анатолия, сидя на небольшой табуреточке возле кровати. — Если это так, то я буду сидеть возле тебя до тех пор, пока ты не выздоровеешь.

Наташа с трудом узнала свою комнату, переделанную в спальню с двухъярусными самодельными кроватями вдоль стен и окна, предназначенную для проживания не менее десяти человек. Но и ее металлическая кровать непостижимым образом уместилась в комнате. Именно на нее положили контуженного Зацепина Анатолия Михайловича.

Если бы под кроватью не лежал некогда дорогой костюм, пригодный ныне только для вырезки уцелевших кусков для коллекции Владимира Беспалова, то можно было подумать, что Анатолий уснул и спит безмятежным богатырским сном.

— Я знаю, что ты никого не слышишь, — шептала Наташа, вытирая свои слезы. — Я знаю, что ты меня не слышишь. Но я, глядя на тебя, могу больше не таить то, что у меня на душе. Все эти годы я ждала и надеялась. Ждала каждый день, что ты найдешь меня. Меня и нашего сына. На каждый стук в дверь у меня екало в сердце. Мне так не хватало тебя, любимый. Мне так не хотелось быть одной. Сколько бабьих слез я выплакала, наверное, не узнает никто и никогда. Не было не одного дня, чтобы я не помнила о тебе, не вспоминала тебя, любимый. Я знала, что где-то далеко есть ты. Сильный. Красивый. Добрый. Мой. Только мой. И это давало мне силы. А еще — наш сын. Наш Лешенька. Он, как две капли воды, похож на тебя. А еще мне хотелось родить от тебя дочку. Маленькую. Красивую. Машеньку или Настеньку… — Наташа не смогла больше говорить и расплакалась от того, что Анатолий чуть не погиб, от счастья, что уцелел, от досады, что его не было рядом все эти годы.