Анна Субботина - На пороге зимы

— Идём, что ли, в лекарскую сходим, разузнаем о Гантэре, — сказал он, отодвигая миску. — Дурень, вот куда его вчера понесло? Сидел бы писал приказы, нет, вздумал мечом помахать! Заодно пусть лекарь тебя глянет. Хромаешь опять.

— Баронессу видел, — сказал вдруг Верен. — С утра выходила провожать лиамцев.

— И что? — Ардерик вскинулся и сразу обругал себя. — И что с того?

— Я думал, она после вчерашнего не поднимется.

— Гостей проводить — важное дело, — пожал плечами Ардерик. — Тут хочешь не хочешь, а встанешь.

Ощущение хрупких плеч Элеоноры ещё жило в ладонях. Да что там — Ардерик помнил её всю так явно, будто делил с ней ложе только вчера. Элеонора не отпускала его, занимала его мысли, заставляла кровь быстрее бежать по жилам. А крепче всего держала жизнь в её чреве. Рассветные силы, хоть бы там ничего не было! Было бы — Элеонора бы уже сказала, наверное. Могла она понять за две недели-то?

В лекарской Ардерик первым делом нашёл взглядом ложе Гантэра. Имперского сотника устроили поближе к очагу, в тепле. Не стоило и спрашивать лекаря, полегчало раненому или нет: раз требовался неотлучный присмотр, дело было плохо, иначе его перенесли бы в спальню.

Расспросить лекаря и не удалось — с ним уже беседовал Оллард. Каменный идол выглядел невозмутимым, будто не он вчера гонялся за призраком Шейна по тайным коридорам. Чего ещё и ждать от него. Лучник тоже околачивался поблизости с какими-то бумагами. Ардерик не стал подходить. Поручил Верена заботам одного из лекарских помощников, огляделся и вскоре уже болтал с теми, кто был ранен полегче, затем пошёл подбодрить лежавших без сил. Опыт не подводил: он помнил почти всех Гантэровских парней по именам, а уж искать, о чём поговорить, никогда не приходилось.

Дух в лекарской стоял тяжёлый — крови, нечистот, несвежих простыней, но Ардерик давно притерпелся к нему. С мрачным удовлетворением отметил, что Оллард не задержался в душной комнате. Ещё бы, для него-то война пахла не иначе как вином и жарким праздничного пира, а не горящей смолой, палёным мясом и застарелой человеческой грязью. Маркграф задал лекарю последний вопрос и отпустил кивком. Повернулся к двери, огляделся напоследок и, верно, увидел знакомого — направился мимо лежавших людей к закутку у очага, где в лоханях стирали бинты и кипятили отвары. Ардерик проследил его взгляд и увидел Элеонору.

Она стояла спиной и неловко полоскала одной рукой в лохани окровавленное тряпьё. Без меховой накидки она казалась особенно хрупкой и тонкой. Ардерик одним взглядом обнял её всю: узел волос под тёмной сеткой, повязку на правой руке, прямую спину, облечённую непривычно простым платьем. Нежную шею, линию покатых плеч, заострившиеся углы локтей. Вчера она трепетала в его руках, доверчиво жалась к груди, вчера он снимал с неё залитый чужой кровью доспех, впервые проделывая это с женщиной…

Быстро распрощавшись с ранеными, Ардерик зашагал к закутку.

Разумеется, Оллард успел первым и торчал рядом с Элеонорой со своей неизменной усмешкой.

— Когда я вчера говорил, что вы должны стать ближе к людям, я имел в виду несколько другое, — негромко говорил он.

— Позвольте мне самой решать, как вести себя со своими людьми, — отчеканила Элеонора.

— Ваша музыкальная шкатулка готова. Прислать в ваши новые покои?

— Не утруждайтесь. Завтра слуги закончат с уборкой, и я вернусь в прежние комнаты.

— Не глупите. Это опасно.

— В Эслинге есть только одни покои хозяйки, маркграф Оллард. У вас всё? Я занята.

Элеонора коротко кивнула Ардерику, стряхнула с руки кровавые капли и принялась развешивать мокрые бинты у огня. К ней нужно было привыкнуть — серьёзной, неприветливой. Без накидки, кольчуги и золотого шитья она казалась такой… доступной. Шепнуть бы на ухо пару слов, увлечь в коридор, укрыться в любой из бесчисленных ниш и тупичков, благо с уходом лиамцев в замке сразу стало просторнее…

— Ардерик, — Оллард приветствовал его, будто вчерашнего разговора не было. — Хорошо, что вы здесь. Мне нужно посоветоваться насчёт обороны укреплений. Сейчас в них как будто отпала нужда, но оставить там дозор необходимо. Идёмте, если вы закончили.

— Почему вы не сказали баронессе найти себе более достойное занятие? — спросил Ардерик, когда они вышли в коридор. — Ей не место… она как служанка там!

— Не мне приказывать хозяйке замка, — усмехнулся Оллард. — Но вы правы. В её положении опасно трудиться в лекарской. Нужно отозвать её под благовидным предлогом.

— В её положении? Вы имеете в виду, с раненой рукой?

— Не совсем. Вы правильно заметили вчера, что не годится обсуждать женщину за её спиной, но мы все здесь заинтересованы в том, чтобы скорее закончить войну. Поэтому знайте: госпожа Элеонора ждёт дитя.

Ждёт дитя. Всё-таки ждёт.

— Ардерик, вы человек умный и понимаете, что это означает. С рождением наследника прекратятся споры, кто будет владеть Севером. Люди не будут примыкать к Шейну из страха, что со смертью барона ими будут править чужаки-южане. Поэтому наш долг — окружить госпожу Элеонору возможно большей заботой. Она доверяет вам, и я надеюсь, что при случае вы с пользой употребите своё влияние, пусть и небольшое.

Ардерик не понимал из слов маркграфа почти ничего. А тот, как ни в чём ни бывало, повернулся к мальчишке:

— Танкварт, вернись к госпоже Элеоноре и попроси её отыскать ключи от покоев старого барона. Давно пора наведаться туда, а заодно простучать стены. Не удивлюсь, если замок пронизан тайными ходами, как трухлявый пень. Ардерик, не желаете присоединиться? Заодно обсудим, кого оставить в укреплениях.

— Кого угодно, — выговорил Ардерик. — Десятка хватит. Благодарю за приглашение, но я дождусь своего оруженосца. Был рад вас видеть, маркграф.

У двери в лекарскую был небольшой тёмный закуток, где стояли какие-то бочки и ящики. Ардерик протиснулся между ними и прислонился к стене. Она даже не сказала ему! Сказала этому каменному идолу и наверняка увальню-барону, а от него скрыла!..

Он никогда не пытался считать, сколько отпрысков оставлял за собой после походов во все концы Империи. Силой девок не брал, они сами волочились за победителем, а значит, должны были знать, как не допустить ненужного приплода. Если какая и рожала, поди ещё разбери от кого. Если бы какая-нибудь из обласканных Ардериком девок разыскала его и вручила младенца — верно, принял бы. Был бы родителям помощник, нежданная радость вместо внуков. А нет так нет — подумаешь, росли где-то пахари и ремесленники, рабочие руки в чужих семьях, чьи-то братья и ученики. У них было своё место.

Но с Элеонорой всё было по-другому. Ардерика разрывало между гордостью, что его сын будет править Севером, и ненавистью ко всей знати разом за то, что судьба неродившегося ещё человека уже была кому-то выгодна. Нужно было беречь ребёнка как новую имперскую пешку. Нужно было беречь Элеонору как ларец, где эта пешка хранилась. Это было правильно… но в то же время доводило до бешенства.