Анна Субботина - На пороге зимы

— Наконец-то я увижу, как тебя вздёрнут на самой высокой сосне, — процедила она.

— Не спеши радоваться, цветочек. Здесь, — Шейн похлопал оставшимися письмами по ладони, — все послания, что твой вояка слал на юг. Все до одного. Два дарю, так и быть, а за остальные придётся побороться.

Стук сердца отсчитывал мгновения. Элеонора прожгла Шейна ненавидящим взглядом:

— Оставь себе. Пригодятся заворачивать вонючую рыбу, когда снова поедешь с побережья. Я напишу сама и отправлю не с гонцом, а с голубем. И не отцу, а сразу в столицу.

— Отчего же не написала раньше?

— Давала тебе шанс раскаяться.

— Что ж, я раскаялся, — улыбнулся Шейн открыто и обезоруживающе. — Не трудись, цветочек, я сам отправлю гонца, завтра же. Быть может, это отчасти искупит мою вину перед блистательной короной…

Он шагнул к двери, и Элеонора едва сдержалась, чтобы не остановить его. Нельзя выдавать себя. Но письма никак не должны были уйти на юг. Не нужно ей подкрепление. У неё сто с лишним превосходных отцовских воинов и с полсотни верных Империи северян. Более чем достаточно, чтобы подавить любой мятеж. Рамфорт вечно перестраховывается.

Шаг, ещё шаг… А ведь безрассудство — второе имя Шейна. С него станется и вправду отослать письма. Зря, что ли, он орал на минувшем Переломе, будто в горах ему не страшны и тысяча имперцев…

— Оставь письма, — теперь в голосе Элеоноры звучал металл. — Я тебе не верю.

Шейн возвращался к ней медленно: почти подкрадывался с какой-то звериной грацией, которой и близко не было в обстоятельных движениях Тенрика. Так же медленно дёрнул ленту, которой были перевязаны письма, и Элеонора обругала себя за неуместное тепло внизу — слишком легко было представить, что это лента на её корсаже.

— А возьми, — вкрадчиво проговорил Шейн. — Один, два, три… здесь письма за каждый год. Могу поручиться, что на юг не ушла ни одна просьба о помощи. Мои парни хорошо следят за Северным трактом.

Элеонора протянула руку, но Шейн отдёрнул свою, стоило пальцам коснуться бумаги.

— Забыл сказать, что письма жене и прочей родне уходили без препятствий. Полное молчание вызвало бы подозрение. Знаешь, за вашими гонцами присматривала такая толпа, что даже и не знаю, что потребовать взамен.

Взгляд Шейна скользнул по открытой шее Элеоноры и вырезу платья, рождая неуместный трепет. Элеонора в ответ прикусила губу и оперлась на стол так, чтобы подчеркнуть соблазнительный изгиб талии и бёдер.

— Что ж, я замолвлю словечко, когда тебя будут вести на казнь как изменника. Доволен? Попрошу заменить виселицу на тюрьму до конца твоих дней.

— Только если в твоей спальне.

— Идёт. Прикую тебя к полу возле кровати, чтобы по утрам вместо ковра опускать ноги на твою мохнатую спину.

Шейн усмехнулся:

— А мы бы с тобой поладили, цветочек. Точно не хочешь сбежать со мной, а? Через годик-другой вернёшься сюда королевой свободного Севера.

— И вместе с тобой сложу голову за измену, — отозвалась Элеонора. — Благодарю, я ещё не утратила разум, в отличие от тебя.

— Не утратила, — кивнул Шейн. — А потому из кожи вон вылезешь, чтобы заполучить эти письма.

У Элеоноры ломило скулы от гневной гримасы, против воли искажавшей лицо.

— Ладно, — буркнул Шейн. — Под тобой вот-вот пол задымится. Держи.

Он положил исписанные листы на стол, и Элеонора поспешила подгрести их к себе и прижать к столу. Скользнула взглядом по строкам — да, это были отчёты Рамфорта. Отчёты, не позволявшие усомниться в том, что дела на Севере обстоят куда хуже, чем в письмах Элеоноры.

— Всё же ты растерял свой разум, пока скакал по горам, — бросила она Шейну, прижимая бумаги к груди. — Отдал письма и ничего не получил взамен.

— Ещё как получил. Теперь я знаю, что ты будешь меня прикрывать, нравится тебе или нет. Ты не отправишь письма, ведь тогда сюда явится толпа южан, и не видать вам с братцем титулов. Теперь мы с тобой союзники. Доброй ночи, красотка.

Тогда Элеонора хотела сразу швырнуть письма в огонь, но, подумав, убрала в шкатулку. Ровные строчки дышали надеждой на помощь. Сжечь эту надежду не поднималась рука.

Тогда она была уверена, что переиграет Шейна, и приготовилась ждать. И дождалась: Тенрик в очередной раз поругался с отцом за право распоряжаться в доме, Шейн заявил, что братцу осталось сидеть на своём месте буквально пару лет, сама Элеонора обстоятельно и со вкусом сцепилась со свекровью — всё легло одно к одному, даже непомерно богатый урожай, частью осевший в кладовых Бор-Линге. Из Эслинге на север потянулись обозы, а Шейн ввалился к Элеоноре попрощаться, заодно вручив ларец с драконовой кровью.

Когда Элеонора вошла к Рамфорту, он стоял у окна с обнажённым мечом и ловил лезвием свет. Ему не пришлось ничего объяснять: люди давно были готовы, и место для засады он наметил давно. Люди Шейна должны были попасться в ловушку, но вместо этого туда угодил сам сотник Рамфорт, недооценив коварный нрав предгорий.

Элеонора уложила письма обратно в шкатулку, чуть помедлила и опустила крышку. В горле встал комок. Услышав весть о гибели Рамфорта и его — её! — людей, она плакала два дня. Но после испытала едва заметное, но всё же облегчение. Отцовский сотник унёс с собой в могилу не только её ложь, но и позор.

Тот разговор состоялся лет пять назад, но краска до сих пор приливала к щекам.

— Я буду счастлив защищать вас и ваших будущих наследников до конца жизни, — торжественные слова выходили у Рамфорта как-то сами собой. — Вы можете полагаться на меня во всём.

— Я ценю вашу верность, дорогой друг, — Элеонора приосанилась и сложила руки под грудью. — Скажите, могу ли я рассчитывать на вас в одном крайне деликатном деле?

Ответом был короткий кивок. Элеонора собиралась с духом, одновременно рассматривая своего защитника. Проницательные карие глаза под вечно хмурыми бровями, крепкая шея, запястья, оплетённые венами под наручами.

— Будущим наследникам может потребоваться ваша помощь уже сейчас. — Элеонора призвала на помощь всё своё красноречие и мысленно опустила руки, когда выдубленное солнцем и ветром лицо Рамфорта превратилось в неподвижную маску.

— Прошу простить, госпожа. Старая рана… порой я плохо разбираю слова. Вот и сейчас ослышался. Не соблаговолите повторить?

Она повторила — что-то пустяковое: поблагодарила, польстила искусству воина. И залилась краской, поймав напоследок взгляд из-под густых бровей. Рамфорт никогда не позволил бы себе показать презрение к дочери своего господина, но этот короткий взгляд засел в сердце Элеоноры тупой иглой.

Элеонора с досадой стукнула шкатулкой о подоконник. Как глупо было предложить себя честнейшему воину отца, знавшему её едва ли не с пелёнок! И как самонадеянно было отправить его в погоню за Шейном! Она должна была предусмотреть, что Рамфорт попадётся в ловушку! Пусть она не знала воинских премудростей, но знала Шейна. А он снова всех просчитал, обошёл, обыграл!