Анна Субботина - На пороге зимы

— Может и так. Но сдаётся мне, что ненависть к Ардерику перевесит. Барон уже сглупил на Солнцестояние, лишь бы братца не скрутили проклятые южане. Посмотрим, что он выберет на этот раз.

В последние месяцы замок давил особенно сильно. Тенрик задыхался в каменном мешке, пропахшем ложью и лицемерием. Проклятые граф и сотник снова правили здесь, в укреплениях, на пустоши. Смотрели на Тенрика свысока, распоряжались его запасами, людьми, землями. Женой — та и рада крутить хвостом, бесстыдница, даром что на сносях. А теперь отняли и семью.

Всё катилось в выгребную яму с самой зимы. Не должно было случиться настоящей войны. Немыслимо было расстаться с отцом и матерью врагами. Не подобало им погибнуть так страшно. А их погребальный костёр должен был зажечь он, старший сын и наследник, а не какой-то чужак. И уж точно Шейн не должен ждать казни в башне, а Тенрик — прикидывать, как поднимет на брата меч. В страшном сне не могло такое привидеться.

Пусть бы Шейна высекли, клеймили, сослали к рыбакам — Тенрик вынес бы его позор как свой, но брат бы жил. Север учил не только достойно встречать смерть, но и ценить жизнь. Тенрик каждый год смотрел на прорастающие зёрна и рождение ягнят как на чудо. Смешно, глупо, по-детски — но его вправду завораживало, как неукротимая волна жизни захлёстывает пустынные земли. На этом стоял Север. Страшно вспомнить, сколько Тенрик вытерпел от брата! Если каждую обиду принять за овцу, получится стадо, которое покроет все восточные пастбища и поля до самых гор. Правда, выпороть бы его и сослать подальше, чтобы сбить спесь — но не убивать! Не заслужил!

Однако выхода не было. До Дня Первых плодов [21] Праздник Первых плодов примерно соответствует 1 августа. осталось всего ничего, и потому Тенрик шёл к брату с единственным подарком, который мог сделать.

Вход в камеру сторожили наглые южане, отъевшиеся на замковых запасах. Один, усатый, преградил дорогу, двое зашли со спины.

— Велено сдать оружие, — нахально проговорил старший.

Тенрик молча оттеснил его плечом, но не тут-то было — за нахалом выросли ещё пятеро.

— Сдавай хлеборезку и что ещё есть, — ухмыльнулся наглец.

— Не тебе мне указывать, сопляк! — выплюнул Тенрик и задохнулся от возмущения — бесцеремонные руки сорвали пояс с ножом и вытащили запасной из сапога.

— Ещё в складках на брюхе пошарь! — заржали за спиной. — Целое войско можно укрыть! Там и пропавшие мечи братцу носил, поди!

Жеребячий хохот стих, стоило двери захлопнуться. Тенрик зажмурился от стыда и ярости. Ничего. Главного эти дурни не отняли, даже не смекнули поискать.

Шейн стоял у окна и не обернулся. Тенрик рассматривал его спину, разом осунувшуюся без доспеха и неизменного волчьего плаща, стёртые оковами руки, длинные цепи, тянущиеся от вбитых в стену колец. Содержали пленника прилично — в камере не воняло, на окне стояли кувшин и таз, в углу лежала охапка свежей соломы, покрытая чистой холстиной.

Тенрик пересёк комнату и встал рядом с братом. Сзади в открытое окошко двери сопели непрошеные наблюдатели.

— Я требовал помилования, — негромко начал Тенрик.

— Ну и дурак, — отозвался Шейн. — Охота была позориться!

— Мне не впервой, — горько усмехнулся Тенрик. — Ты не привык благодарить за помощь, верно?

— Помощь? Да ты болтался между Севером и женой, как дерьмо, и никто не знал, что ты выкинешь завтра! Будь ты врагом — я бы убил тебя и захватил замок. Будь ты другом — правили бы вместе и Империя обломала бы о нас зубы!

— Вместе? Да ты пирогом поделиться не мог, не то что Севером!

Тенрик прикусил язык. Выдумал тоже ругаться с братом! Нашёл время! Но боги, отчего с ним так невыносимо тяжело? Был ли хоть раз, когда они поговорили по-человечески, без насмешек и пустых обид?

— Верно, — ухмыльнулся Шейн. — Я б не поделился. Но хоть знал бы, чего от тебя ждать. Ну да поделом тебе! Теперь ты — дважды предатель! Обо мне сложат песню, а о тебе — нет!

Только дурак завидует осуждённому, но всё ж немногие так держались бы перед казнью, как Шейн. Тенрик точно не смог бы. Судьба жестоко посмеялась над ним, заставив первым выйти из материнского чрева. Тенрик ощутил зависть и одновременно жгучий стыд за неё. Брат снова хорошо устроился. Уйдёт за Грань, а он, Тенрик, останется смотреть, как Эйлин крутит хвостом перед графом и как граф и выскочка-сотник хозяйничают в замке. Примет ненавистный титул, за который заплатил семьёй и честью.

Впрочем, чего было ждать от южан, если родной брат смотрел на него свысока. Даже сейчас. И не было слов, чтобы объяснить, сколько Тенрик для него сделал. И всегда мало, всегда не то!

Он снова зажмурился, прогоняя вскипевшую обиду.

— Я тебе кое-что принёс. Шею только не тяни, чтобы не приметили.

Осторожно, чтобы движения не были видны со спины, Тенрик извлёк из складок одежды кожаный мешочек величиной с детский кулак. Внутри шуршали сухие ягоды.

— Ландыш, волчье лыко и северный борец [22] Северный борец — аконит, любимый яд всех времён и народов. . Прижился на родительском кургане, представляешь?

Шейн не повернулся, но скосил глаза, и его лицо оживилось.

— Ты всегда был заботливым братом, — усмехнулся он.

Мать смогла избавить отца и сестру от надругательств и мучительной, позорной смерти. Тенрик сделает то же для Шейна. Он принес ему дар, который наконец будет принят. Через себя переступил — в который раз! — но принёс.

— Встань-ка сюда, к окну! — бросил вдруг Шейн. — Слышишь? Люди приходят каждый день. Стража гоняет их, а они всё равно приходят. Я уже легенда, брат. Жив только для дураков вроде вас с Дарвелом. А теперь скажи, могу я принять смерть втайне от всех? Могу не покрасоваться напоследок? А, что я. Тебе не понять. Ты как жил серо и скучно, так и помрёшь.

— Они… хотят, чтобы я держал меч, — беспомощно прошептал Тенрик.

— Ах вот оно что. Что ж, если моя смерть заставит тебя взяться за оружие, она точно будет не напрасной.

— Я не мать. Я не смогу…

— Она так и не увидела, как я проиграл. — Шейн устремил взгляд сквозь решётку, и Тенрик готов был поклясться, что он снова видел последнее прощание с матерью. — Умерла, думая, что я спасся и буду тихо-мирно жить в убежище. В её памяти я остался победителем. Как думаешь, стоило ради этого бросить своих людей в разгар боя?

— Она не пожалела жизни ради тебя, — сказал Тенрик, пряча упрёк.

— О да, она любила меня больше вас всех, — ухмыльнулся Шейн. — Знаешь что, братец? Сделай хоть что-то, чтобы тебя запомнили, как Эслинга. Только возьми пару уроков у Дарвела — ты ж в жизни не резал никого, кроме овец. И это, расскажи детям, что у тебя был брат и он умер достойно, ну как нам рассказывали про всяких героев. А теперь убирайся, пока не раскис! И отраву забери!