Анна Субботина - На пороге зимы

Раздался лязг и скрежет. Гобелен дёрнулся, вытканные рыцари сморщились. Расширившимися глазами Элеонора смотрела, как тяжёлая ткань вспухает и натягивается под открываемой с той стороны потайной дверью. В мозгу вспыхнуло: когда заваливали подземные ходы, Тенрик так и не показал никому планы. А она, бестолочь, ни разу не распорядилась отодвинуть гобелен, хотя оттуда по ночам порой слышались шорохи, от которых Элеонора просыпалась в уверенности, что в замке снова враги.

Сквозь щель в двери протиснулся высокий человек. Даже в полумраке было видно, что из-под шлема выбиваются рыжие волосы. Рука сама потянулась к поясу, сорванному Тенриком, и нашла пустоту. Элеонора стиснула зубы и, что было сил, метнула подсвечник в белевшее под шлемом лицо.

Такко крутил ворот, глядел на суматоху на пустоши и полнился злорадной радостью. Путь к горам был отрезан лиамцами и ледяной бурной рекой, от замка летели дротики и стрелы, и враги, оказавшись между двух огней, приняли единственное верное решение — отступать к лесу и укреплениям.

— Идём на северную стену, — велел Оллард. — Камнемёты, к бою!

У камнемётов уже кипела работа, благо с реки заранее натащили круглых, обкатанных водой и песком валунов. Со стен негодующе заорали — войско снова жалось к реке, и его было не достать из арбалетов.

Гантэр похоже, разделял всеобщее нетерпение:

— Господин Оллард! Позвольте показать этим дикарям, сколь остры имперские мечи.

— Не спешите, Гантэр.

— Не пристало нам ждать на стене, пока северяне бьются вместо нас!..

Он замолчал — Оллард повернулся спиной, не дослушав.

Заснеженная пустошь разворачивалась листом военного трактата. В голове у Такко замелькало «рассчитайте траекторию снаряда», «определите скорость движения войска и наилучшее место для атаки». Он почти неосознанно нашёл точку, где враги попадали под перекрёстный обстрел из замка и укреплений. Если Ардерик перехватит их, если не даст сбежать к северным горам, как в прошлый раз…

Если подумать, то превосходство на стороне лиамцев было совсем небольшим: у них тоже была неполная сотня воинов, вымотанных горным переходом. Пожалуй, что силы даже были равны, можно бы и схватиться, отойдя подальше от замка; но Шейн, похоже, решил поберечь людей и отступал, вяло отстреливаясь. Такко всё ещё не мог найти его, и пальцы снова ныли, не находя тетиву.

— Разворачивайте камнемёты! — велел Оллард. Огромные машины повернулись, камни легли в петли и по взмаху маркграфской руки полетели над головами врагов, отрезая путь к реке, гоня их на укрепления.

— Союзников бы не зашибить, — осторожно посоветовал Гантэр.

Оллард не ответил, и Такко поразился произошедшей в нём перемене. Внешне всё осталось по-прежнему: всё также плотно были сжаты бледные губы, так же спокойны руки в тонких чёрных перчатках, но вся его фигура лучилась азартом и нетерпением. Такко уже видел маркграфа таким, но казалось, что столичные темницы вытравили из него последние остатки жизни. Теперь Такко видел в глазах Олларда то же сдерживаемое нетерпение, что переполняло его самого, и от этого на сердце почему-то становилось легко.

Укрепления стояли тихие, будто вымершие. Шагов за двести оттуда полетели робкие стрелы, частью упавшие в снег, частью застрявшие в щитах. Ни дать ни взять — оставили в охране десяток мальчишек, которые только вчера взяли в руки арбалеты. Враги шли быстро, и Оллард остановил камнемёты — под обстрел могли попасть лиамцы, выбивавшиеся из сил, чтобы обойти войско с запада. Показалось было, что Шейн пройдёт мимо укреплений к горам, но ворота распахнулись и отряд Рика с арбалетами наизготовку вылетел на пустошь в точно рассчитанный миг. Двадцать пять воинов против сотни — только Рику не привыкать было сражаться малым отрядом. У каждого под меховой курткой пряталась добрая кольчуга, а не кожаный доспех, и щиты были крепче, чем у противника. Они встали в три ряда — прикрывая щитами попеременно стрелявших арбалетчиков. Люди Шейна остановились, спешно перестраиваясь под двойным потоком стрел, и этого хватило лиамцам для отчаянного рывка, чтобы перекрыть отход к реке.

Если бы Такко вёл людей Шейна, он бы ни за что не отступил к замку. Ясно же, что с трёх сторон их выкосят быстрее, чем успеют попросить пощады. Достойнее было принять бой на пустоши — пусть последний, но славный, честный, о котором сложат легенды. Но изрядно поредевшее войско отступало снова, словно бы ждало чуда.

— На что они надеются? — спросил Такко вслух. Где-то в груди ворохнулось — нет, не сочувствие, просто тело слишком хорошо помнило, каково отступать под выстрелами. — Мы же просто перебьём их!

— Тьма знает, — процедил Оллард. — Очевидно, у них был план, и он не сработал. Либо сработает вот-вот. Не забывай о тайных ходах.

— Я больше не вижу Шейна, — наконец сказал Такко. — Куда он успел улизнуть?

Оллард молча пожал плечами.

— У Нориты твёрдая рука, не то что у вас, остолопов, — бывало, выговаривал отец братьям, вернувшимся со стрельбища с сердитым и понурым видом.

Глупое детское прозвище всплыло в памяти невовремя, пока Элеонора, судорожно сжимая руки на поясе, отступала от рухнувшего на пол врага. Шлем спас его — он поднимался, утирая кровь с лица. Элеонора отходила назад, спотыкаясь о шкуры.

Он наконец выпрямился, обнажил кинжал, и Элеонора едва подавила крик — лицо в обрамлении рыжих кудрей лишь смутно напоминало Шейна. В бедро больно ударил туалетный столик; Элеонора на ощупь схватила ножницы, швырнула, незнакомец небрежно отбил их клинком. Увернулся от брошенных следом щипцов и шагнул вперёд.

Столик рухнул между ними со страшным грохотом — раньше Элеонора не могла его сдвинуть, а сейчас перевернула, разметав по комнате шпильки, заколки, разлетевшиеся осколками зеркала. Слух выхватил сквозь отчаянный шум крови стук в дверь: Бригитта звала госпожу и умоляла открыть. Конечно, девчонка наверняка видела, кто увёл Элеонору, и теперь Тенрику не отмыться. Мысль сверкнула молнией и погасла. Незнакомец нетерпеливо оглянулся на тайную дверь, выругался и пошёл к Элеоноре, на ходу расставляя руки для захвата. В дверь уже не стучали — молотили, дёргали, срывали с петель. Поздно.

— Пойдёшь сама — не придётся портить твоё красивое лицо, — проговорил незнакомец с ухмылкой. Элеонора отпрянула, споткнулась о какую-то мелочь, пошатнулась и не удержала равновесие: непривычная тяжесть кольчуги и накидки увлекла её вниз. Лицо незнакомца приближалось, будто во сне; сильная, твердая от мозолей ладонь сгребла за шиворот, вздёргивая на ноги, лезвие слабо блеснуло. Элеонора перевалилась на колени, отчаянно рванулась — тщетно, её держали крепко.