Нил Стивенсон - Интерфейс

– Красные огни, – сказал один из патрульных. – Его привлекли огни!

Но Зельдо только головой покачал. Сейчас его мозг был перегружен почти так же, как и мозг Коззано, и он выдавил из себя только одно слово:

– СВЧ.

Наконец Коззано свалился, не дойдя до релейной башни на бросок камня. Патрульные бросились вперед, подняли его на руки и понесли назад.

К тому моменту, когда они добрались до машины, он уже снова бился, но слюна и кровь на лице подсказали Зельдо, что у него припадок и он, возможно, прикусил себе язык.

– Давайте убираться отсюда! – сказал Зельдо.

Он уже откинул спинку сиденья и раскрыл багажник. Они забросили губернатору внутрь, как свернутый в рулон тяжелый ковер.

– Вперед! Вперед! – крикнул Зельдо и водитель вывернул с обочины на дорогу, визжа всеми четырьмя колесами.

Коззано расслабился и безо всякой связи с происходящим процитировал дословно пространный пассаж из «Генерального соглашения по тарифами и сборам». Затем он некоторое время молчал.

Затем он спросил:

– Какого черта открыт багажник? Хотите, чтобы мы кончили, как Бьянка Рамирез?

Флойд Уэйн Вишняк хотел спать, но мысли не давали ему уснуть. Он лежал на своем матрасе, а в голове его шла воображаемая дискуссия: он шевелил губами и жестикулировал, споря о политике с Уильямом Э. Коззано и Типом Маклейном. Чем дольше он дискутировал, тем яснее становились его мысли и тем доступнее ему удавалось их изложить. В конце концов он решил, что мысли следует записать.

Свет лампы над кухонным столом резал глаза. Прикрывшись ладонью, как козырьком, он принялся шарить вокруг в поисках чего-нибудь пишущего. Наконец он обнаружил огрызок карандаша на холодильнике. Рядом с матрасом стояла силовая скамья, а под ней – ящик, полный грузов и гантелей. В самом его низу хранился старый блокнот на спиральке, потерявший половину страниц, в котором он регистрировал свои успехи, когда занимался по программе. Он раскрыл его на чистой странице и бросил на стол; оказавшись прямо под лампой, бумага показалась такой яркой, что он зажмурился. Он взял из холодильника банку пива и уселся, чтобы собраться с мыслями.

Адрес он нашел на видеокассете, как и говорил Аарон Грин.

Флойд Уэйн Вишняк.

Загородная трасса 6, Ящик 895

Девенпорт, Айова

Аарону Грину

«Огл Дата Рисеч»

«Пентагон Тауэрс»

Арлингтон, Вирджиния

Дорогой мистер Грин,

Я пишу это письмо вам чтобы выразить свои дополнительные мысли и мнения, которые вы сказали, что хотели бы узнать. Может быть вы уже забыли меня раз я никто, живу в трейлере. Но однажды мы встречались лицом к лицу и может быть, снова встретимся. Это насчет Дебатов, которые были сегодня в Декейторе, Иллинойс, не очень далеко от того, места где я живу.

Это по правде интересно, что сто лет назад люди думали точно так же, как и сейчас, насчет финансовых воротил с Уолл стрит, управляющих страной. Какая ирония, что ничего не изменилось с тех пор. Я гадаю, почему так. Может это потому, потому что все политики работают за деньги, деньги, деньги.

Маклейн это жадный до власти подонок и это видно по его лицу и по тому как он себя ведет – как труп. Это потому что если бы он вел себя естественно и сказал правду, то скорее всего оскорбил бы тех, кто ему башляет.

Но Коззано честный человек и говорит прямо. Он единственный честный человек там, потому что он единственный, которому ничего не надо. Для меня лучше всего в дебатах был тот момент, когда он пригласил Маклейна выйти поговорить. Мне было приятно, когда Коззано говорил о праведности, как из Библии, и я правда хотел бы посмотреть, как его кулак расшибает Маклейну лицо.

Я готов побиться об заклад что ваши часы прочитали кое-какие хорошие чувства в этот момент. Я готов поспорить что все мои показатели зашкалили. Теперь вы наверно думаете, что я жестокий человек.

Но честно скажу, что это не настоящая правда. Когда я лежал в постели, мне было стыдно, что я думал такие жестокие мысли. Даже если Тип Маклейн и говнюк это не значит, что бить его ОК, потому что не в этом основа нашей демократической системы. Так что я думаю что я не буду голосовать за Коззано после сегодняшнего дебата, неважно что там обо мне сказала ваша компьютерная система. Пожалуйста учтите это.

Скоро еще напишу, обещаю.

Искренне ваш Флойд Уэйн Вишняк.

Доктор Мэри Кэтрин Коззано завершила ординатуру в последнюю неделю июня. Она провела пару дней в Чикаго, отмечая это событие с коллегами, но за последние четыре года они разучились веселиться как следует и погуляли как-то через силу. Затем он вернулась в свою старую спальню в Тасколе. После того, как ей исполнилось тридцать, она не особенно стремилась домой, но сейчас ей требовалось тихое местечко, чтобы подготовиться к экзаменам. У нее не было никаких договоренностей касательно будущей работы, и вряд ли они могли появиться по крайней мере до тех пор, пока все не уляжется – то есть до дня выборов.

Кроме того, дом был по-прежнему частично занят техническими сотрудниками Института Радхакришнана, повсюду стояли их компьютеры, и ей почти удалось убедить себя, что она живет в продвинутом неврологическом центре. Каждый день она тратила час-другой на изучение записей о процессе восстановления отца, разбираясь в терапевтических процедурах. После того, как отец завершил базовый этап реабилитации, то есть заново научился ходить и говорить, коллектив врачей сократился до нескольких человек, которые помогали ему с такими навыками, как письмо. Точно так же дом покинули техники со своим громоздким оборудованием, уступив место высокоскоростным сетевым устройствам, с помощью которых они могли контролировать работу биочипа с другого конца страны. Зельдо сообщил ей в начале июня, что он тоже скоро уедет, но пока что пребывал в Тасколе, ночуя на полу в бывшей спальней Джеймса, в которой старые вещи прежнего хозяина (вымпелы «Иллини» и постеры Майкла Джордана) соседствовали с дорогущими, мощными компьютерами. Когда Мэри Кэтрин спросила Зельдо, почему он все еще тут, он отвел глаза и пробормотал какой-то хакерский афоризм насчет последних багов, которые труднее всего поймать.

Она так и не приняла до конца тот факт, что отец стал теперь правшой.

В ночь речи «О положении страны» оторвавшийся тромб пронесло по дуге аорты – гигантскому суперхайвею, в который сердце выбрасывало свое содержимое практически целиком. По пути тромб разделился на два фрагмента. Каждый из них устремился по своей сонной артерии – левой и правой. Тот, который попал в правую, вызвал паралич левой стороны тела, а второй поразил речевые центры в левом полушарии, результатом чего стала афазия.

Затем, через пару месяцев, второй удар еще сильнее повредил левое полушарие, что привело к параличу правой стороны тела.