Нил Стивенсон - Интерфейс

Это была самая грандиозная семейная встреча в истории. По дороге к своему месту она перецеловалась с сотней человек. На каждой щеке у нее осталось, должно быть, по полдюйма пудры, собранной с лиц всех встречных пожилых леди. Около тысячи человек подошли к ней, чтобы сообщить, как она прелестна.

Мэри Кэтрин радовалась, что кампания еще не вошла в ту глянцевую, полностью контролируемую фазу, на которой со сцены полностью исчезают дети. На подиуме царил сущий бардак. Маленькая девочка ковыляла между сидящими Коззано в выглядывающем из под юбочки подгузнике. Мальчик-Доменичи и мальчик-Мейер, оба в костюмчиках на размер меньше, чем надо, прыгали между рядами стульев, обстреливая друг друга из водяных пистолетов, время от времени по ошибке поражая какую-нибудь старушку. Мамы с маленькими детьми сложили свои стулья, покидали их со сцены, расстелили одеяла и организовали на них импровизированные ясли. В своих широкополых шляпах и раскинувшихся по полу желтых и белых юбках они напоминали поле одуванчиков, по которому на манер пчел сновали ползунки. Под влиянием взбудораженной толпы вся эта расширенная семья тоже стала невероятно шумной. Фалангу корпулентных бывших «Медведей» разместили в тылу, чтобы их плечи не загораживали никому обзор; они рано пустили по рукам карманную фляжку и теперь оглашали подиум радостными воплями.

Это был фурор. Мэри Кэтрин получала массу удовольствия. Она не разобрала практически ни единого слова из папиной речи. Дети из всех ветвей ее расширенной семьи смотрели на нее как на богиню, ролевую модель и почетную старшую сестру. Она обладала особым статусом большой девочки, которая умеет водить машину, целоваться и не боится бросать и ловить футбольный мяч. В итоге к ней выстроилась очередь хорошо одетых маленьких детей, которые желали выразить ей свое почтение, восхититься платьем, продемонстрировать свои сокровища, вручить подарки, завязать шнурки, показать редкие бейсбольные карточки и спросить, где их мама.

В итоге она понятия не имела, что вообще происходит, пока вдруг все вокруг – фанаты, обитатели подиума, просто все – внезапно не вскочили на ноги и не разразились дикими восторженными криками. Десять тысяч надутых гелием шариков взлетели над полем и направились к Марсу. Оглушительная канонада фейерверков накрыла стадион, наполнив воздух едким дымом. Клаксоны визжали так, будто все чайки мира выбрали этот момент, чтобы умереть, подиум содрогался от звуков басовых барабанов духового оркестра, и откуда-то – может быть, с вертолета? – ливень конфетти обрушился на сцену, такой густой, что несколько мгновений она не могла разглядеть собственных рук. Мэри Кэтрин инстинктивно посмотрела на отца – сияющий силуэт, едва видимый сквозь конфетти, залитый светом прожекторов, размытый в этом красно-бело-синем урагане.

Казалось, что он в тысяче миль от нее. Не человеческое существо, а электронная фикция, сотворенная компьютерами в медиалаборатории. Рональд Рейган был актером. Уильям Э. Коззано временами казался спецэффектом.

Затем воздух немного очистился, а он остался стоять, пропуская звуковые волны над головой, потом повернулся к ней – его глаза метались от лица к лицу, в дыму, между фальшфейеров и шариков, пока не нашли ее, поймали ее взгляд – и улыбнулся ей и только ей одной.

Она улыбнулась в ответ. Она знала, чтоб оба они сейчас думают о маме.

Она понятия не имела, что ей сейчас следовало делать и что, собственно, происходит. Однако ей хотелось быть рядом с отцом, и потому прошла по подиуму и поднялась по лесенке на трибуну. Он обнял ее за талию, едва она ступила на верхнюю ступеньку, и прижал к себе. Уровень шума вырос еще на несколько децибел, если это было вообще возможно, и она сделала то, что полагалось: стала смотреть не на отца, а на толпу, прямо в батарею объективов, и махать рукой. Она чувствовала ужас и одиночество, но присутствие отца давало надежду, что она сумеет все это пережить. Как же хорошо, что он вернулся.

Огромный баннер развернули над верхним рядом трибун: «КОЗЗАНО В ПРЕЗИДЕНТЫ». Эти слова Мэри Кэтрин встречала не раз и не два, но увидев их напечатанными десятифутовым буквами здесь, над трибунами школьного стадиона, она поняла, что все взаправду. И еще она сообразила наконец, отчего весь этот бедлам: отец сделал это. Он возвестил о своем выдвижении. Он вступил в президентскую кампанию.

Остаток дня она была совершенно не властна над собой. Это было все равно, что угодить в самый эпицентр бунта – совершенно безвредного бунта. Это было как самая большая, шумная, пьяная свадьба всех времен, возведенная в десятую степень; и вместо одного фотографа, отдающего указания, что кому делать, тут их была целая армия. Мэри Кэтрин столько раз ослепили вспышкой, что она начала видеть вещи, которых на самом деле не было – как будто фотовспышка была воротами в тайное измерение. Политическое действо превратилась в потный фестиваль обнимашек, поцелуев и рукопожатий на открытом воздухе, постепенно перемещающийся через город в парк Тасколы, в котором половина свиней Среднего Запада вращалась на вертелах в гигантских коптящих мобильных жаровнях. Туалеты из зеленого пластика выстроились вдоль границы парка, как церемониальная стража на коронации. Столы для пикника общей длиной в милю были покрыты красно-бело-синими скатертями и уставлены лимонадом, ледяным чаем, пуншем, водой, кофе и пивом.

Мэри Кэтрин шаг за шагом прокладывала путь сквозь все это столпотворение, останавливаясь примерно через каждый ярд, чтобы кого-нибудь поприветствовать. После первой тысячи приветствий она совершенно лишилась способности запоминать лица. Некоторое время она беседовала с приятной женщиной; Мэри Кэтрин считала эту женщину своей старой учительницей из воскресной школы, пока не сообразила, что болтает с женой судьи Верховного суда. Она поприветствовала Алтею Кувер, внучку Дуэйна Кувера и свою соученицу по колледжу. Она постоянно сталкивалась с людьми, которых узнавала, но при этом, как ни странно, встречала впервые в жизни. Это были кинозвезды, профессиональные спортсмены, сенаторы и музыканты. Она знала их в лицо так же хорошо, как собственных дядюшек и тетушек, и поэтому ей не казалось странным, что все они разгуливают тут по ее Тасколе.

В какой-то момент она наткнулась на Ки Огла, и ей хватило присутствия духа сообщить ему, что им следует поговорить, как только представится возможность. Прямо сейчас возможность явно отсутствовала, ибо произносил речь перед двумя группами чирлидеров – из Тасколы и Рантула, которые успели принять душ и навести марафет. Он признал свою полную неспособность выбрать лучшую группу и пообещал обеспечить униформой обе. В итоге только час спустя он разыскал Мэри Кэтрин на периферии празднества.