Нил Стивенсон - Интерфейс

– Примерно в полумиле отсюда стоит фабрика, построенная моим отцом в основном на собственные деньги, собственным потом и кровью в сороковые годы. Армия не могла позволить ему сражаться – немецкая торпеда уже лишила его мать одного сына – но он был твердо настроен попасть на войну тем или иным способом.

Это было неправдой. Фабрику он построил не на собственные средства. Большую часть денег вложили Мейеры.

В телевизоре отец продолжал.

– Эта фабрика выпускала новый продукт под названием «нейлон», недорогой заменитель шелка – главного ингредиента для изготовления парашютов. Когда в День Д началось вторжение, мой отец не мог в нем участвовать. Но парашюты, которые он произвел прямо здесь, в Тасколе, были уложены в рюкзаки десантников, бросающихся в тот знаменательный день в небо Франции.

Он не производил парашюты. Только нейлоновое волокно. И это волокно армия приобретала у множества поставщиков.

– В одно прекрасное весеннее утро, уже после победы, на отцовскую фабрику пришел молодой человек, и спросил, где он может увидеть мистера Коззано. Конечно, во многих других местах его бы завернул секретарь или кадровики, но в компании отца вы всегда имели возможность попасть на самый верх. И поэтому в самом скором времени незнакомца пригласили в кабинет Джона Коззано. Оказавшись лицом к лицу с отцом, этот рослый парень не сумел совладать с захлестнувшими его эмоциями и несколько мгновений не мог говорить. Наконец он рассказал, что был парашютистом и оказался на самом острие вторжения в День Д. Сто человек из его подразделения прыгнули вниз, вся сотня приземлилась невредимой и выполнила поставленные задачи с минимальными потерями. Оказалось, эти десантники заметили метку «Коззано» на своих парашютах, решили, что имя им нравится и начали называть себя «Бандой Коззано». Имя превратилось в их боевой клич, с которым они бросались вниз с самолета. Тут мой отец, которого я за всю свою жизнь никогда не видел плачущим, просто разрыдался, понимаете? – потому что для него этот рассказ значил больше, чем деньги и что угодно другое, чего он достиг благодаря своей фабрике...

Экран телевизора погас. Мэри Кэтрин сидела на кровати, наставив на телевизор пульт, будто пистолет. Она застыла без движения.

Человек, которого она только что видела на экране, не был ее отцом. Все, что он сказал, было чистейшей ложью. Отец никогда не опустился бы до лжи. Мел был прав.

Знакомое чувство вернулось. Это был тот же липкий ужас, который охватил ее в ночь первого инсульта отца. Несколько недель она была уверена, что он уже никогда ее не отпустит. Затем чувство слегка притупилось, а когда отец начал поправляться после операции, исчезло совершенно. Ей казалось, что черная полоса окончательно пройдена.

Она ошибалась. Ничего не закончилось. Они просто пересекли узкий просвет. Теперь она оказалась в самом сердце сумрачного и куда более обширного леса.

Шум вечеринки внизу снизился да негромкого бормотания. Ее ушей достиг звук, которого она прежде не слышала. Звук шел из комнаты Джеймса. Это был треск клавиш, по скорости напоминающий барабанную дробь.

Зельдо сидел перед компьютером. Он погасил весь свет и инвертировал цветовую схему – монитор отображал белые буквы на черном фоне. Монитор был огромный, высокого разрешения, на нем было открыто не меньше дюжины разных окон, и каждое заполняли длинные изломанные строки, которые Мэри Кэтрин смутно идентифицировала как программный код.

– Привет, – сказала она, и Зельдо чуть не выскочил из собственной шкуры. – Извини, что напугала.

– Все в порядке, – сказал Зельдо, делая глубокий вдох и разворачиваясь к ней вместе со стулом. – Слишком много стресса. Можешь включить свет, если хочешь.

– И так нормально, – сказала она.

Она подтянула к себе другой вращающийся стул и села.

– Спасибо. Я тут работаю в режиме затемнения, – сказал Зельдо. – Слишком долго сидел за проклятой машиной и теперь вообще не могу сфокусироваться.

– Что происходит? – спросила он.

Из слов Мела следовало, что их, вероятно, прослушивают прямо сейчас. Кроме того, сам Зельдо предположительно являлся составной частью Сети, хотя и казался вполне симпатичным парнем. А сегодня на футбольном поле ей удалось увидеть ту часть Зельдо, которую он обычно не выставлял напоказ. Она была уверена, что в каких бы зловещих схемах Зельдо не участвовал, Уильям Э. Коззано был ему искренне симпатичен.

– Проблемы с интерференцией, которые возникают, когда твой отец оказывается неподалеку от вышек релейной связи, – сказал Зельдо. – Мы собираемся не подпускать его к ним, а может быть, разработаем что-то вроде шляпы, экранирующей от электромагнитного излучения.

– Но телевизионные грузовики тоже ведь излучают коротки волны?

– Именно. И он проводит кучу времени рядом с этими грузовиками. Поэтому в качестве последней линии обороны я пишу защитные модули для программы. Когда чип начнет принимать левый сигнал, программа сможет распознать его и понять, что у нас проблема.

– А потом?

– Она перейдет в режим Хелен Келлер {71} 71 Режим, при переходе в который железо или приложение становится слепым и глухим и прекращает принимать и отправлять данные. Хелен Адамс Келлер (1880-1968) – слепоглухонемая от рождения писательница и политическая активистка. и останется в нем, пока интерференция не прекратится.

– И что при этом произойдет? Папа впадет в кому?

– Вовсе нет, – сказал Зельдо. – Чип будет продолжать заниматься своим делом, замещая поврежденные участки мозга. Он просто перестанет принимать и передавать данные.

– Это ведь все равно не самая важная его функция, правильно? – спросила Мэри Кэтрин. – Вы отправляете ему сигналы только тогда, когда устраняете баги в программе. Так?

Ответом ей было молчание, и Мэри Кэтрин пожалела, что не включила свет. Она подозревала, что сейчас могла бы прочесть много всего интересного на лице Зельдо.

– Как мы говорили перед имплантацией, – произнес наконец Зельдо, – биочипы способны на большее, чем восстановление нормальных способностей.

Этот ответ показался Мэри Кэтрин довольно уклончивым.

– Вы, хакеры, не очень хорошо играете в такие игры, да? – сказала она.

– Без комментариев, – сказал Зельдо. – Я не для того потратил полжизни на изучение того, что меня интересует, чтобы оказаться замешанным в политику.

Технарскую скороговорку сменил совершенно другой тон. Теперь они оба говорили уклончиво, с долгими паузами между предложениями. Мэри Кэтрин вдруг поняла, почему: оба знали, что их подслушивают. И обоим было что скрывать.

Недавно она сама сказала Мелу, что Зельдо работал на Сеть, но не был ее частью. Боязнь говорить открыто в нашпигованной жучками комнате служила тому подтверждением.