Нил Стивенсон - Интерфейс

– Но рано или поздно…

– Рано или поздно нам придется сообщить, что он перенес удар, – сказал Мел, – и тогда о президентских амбициях можно будет забыть. Но гораздо лучше перенести небольшой запланированный удар дома, пытаясь возглавить страну, чем обширный и неожиданный на работе, ты так не считаешь?

– Я не знаю, – сказал Джеймс, пожимая плечами. – А лучше?

Мел повернул голову и посмотрел ему прямо в глаза. На лице его читалось удивление. Впрочем, ему удалось взять себя в руки, прежде чем удивление трансформировалось в разочарование или сожаление.

Все считали, что в один прекрасный день Джеймс превратиться из многообещающего юноши в мудрого мужа, но пока что этого не произошло. Подобно многим сыновьях могущественных отцов, он застрял в личиночной стадии. Не будь его отец губернатором, Джеймс, вероятно, превратился бы в одного из тех местечковых крючкотворов, которых Мел находил чрезвычайно утомительными.

Но он был сыном губернатора. Мелу оставалось только смириться с этим фактом. Он так и не произнес вслух того, что вертелось у него на языке: Джеймс, не будь дураком.

– Джеймс, – сказал Мэри Кэтрин еле слышно. – Не будь дураком.

Джеймс повернулся и посмотрел на нее беспомощным, яростным взглядом младшего брата, которого старшая сестра внезапно дернула за ухо.

Мел и губернатор обменялись взглядами.

– Хата раз! – сказал Коззано.

Гангадхар В.Р.Д.В.В. Радхакришнан, доктор медицины, кандидат медицинских наук, не вскрывал черепов уже семьдесят девять дней и чувствовал себя крайне несчастным. Даже бритоголовые бандиты, штампующие автомобильные номера в десяти милях отсюда в мужском исправительном учреждении штата Нью-Мексико, пошли бы плесенью без своей ежедневной нормы выработки на машине для штамповки автомобильных номеров. Для нейрохирурга же одиннадцать недель, проведенные в отрыве от бешено вибрирующей костяной пилы, вгрызающейся в свежеосвежеванный человеческий череп – совершенно катастрофический простой.

Чтобы пилить черепа, надо попасть в приличную клинику. Чтобы отсюда попасть в приличную клинику, пришлось бы воспользоваться самолетом Университета Элтон. Но каждый раз, когда у доктора возникала такая необходимость, тренер футбольной команды вылетал на нем в Анджелес или Хьюстон за рекрутами. Это было прямым нарушением контракта между доктором Радхакришнаном и Университетом Элтон, который гарантировал первому доступ к самолету в любое время, когда бы он ему не потребовался.

Единственным человеком, который мог ему помочь, был доктор Артаксеркс Джекман, президент Университета Элтон, и подход к нему требовался особый. Джекман имел степень доктора философии в сфере образования и высшего администрирования. Называть его «доктором» казалось попросту преступлением, но в академическом смысле он все-таки им был. Доктор Радхакришнан, большую часть жизни проведший в своей родной Индии, не мог не заметить, что важные позиции очень часто оказываются заняты совершенно некомпетентными свиньями.

Его собственный отец был ярким тому примером. Около сорока лет назад, когда родился Гангадхар, Джагдиш Радхакришнан был юным идеалистом, служащим администрации Неру. Благодаря этому самому идеализму в 1953 году он получил назначение в Комитет по расследовании коррупции на железных дорогах. Джагдиш исполнял свои обязанности ревностно, не желая останавливаться даже тогда, когда стало очевидно, что он подбирается к весьма высокопоставленным чиновникам. В итоге он оказался на незначительном посту в Управлении Цен на Листовую Слюду, где и пребывал поныне, и жизнь в нем поддерживали только успехи двух его сыновей – Аруна, первенца и вундеркинда, в данный момент члена парламента, и в меньшей степени – Гангадхара.

Гангадхар В.Р.Д.В.В. Радхакришнан осознавал, что в научном мире Университет Элтон является эквивалентом Управления Цен на Листовую Слюду, и что если он хочет из него выбраться, ему следует демонстрировать побольше осмотрительности и здравого смысла и поменьше твердолобого идеализма. Полгода она пытался, действуя вежливо и дипломатично, добиться личной аудиенции у доктора Джекмана, но встреча все откладывалась и откладывалась.

Не успел он въехать на парковку Биотехнологического Павильона Кувера, на ветровом стекле его однотонного шестиколесного пикапа Шевроле начали взрываться шарики с кровью. Он не снизил скорость, даже когда стекло полностью потеряло прозрачность. Если ему повезет, он наедет на борца за права животных и сможет доказать, что это был несчастный случай. Грузовик не желал замедляться – он был нагружен пятидесятифунтовыми мешками с кормом для обезьян «Пьюрина». Корм он приобрел на собственные деньги на элеваторе, который был ближайшим подобием небоскреба в Элтоне – белым цилиндрическим обелиском, торчащим над железнодорожными путями на окраине города. Он переговорил с ухмыляющимися обветренными нацистами, отдал им деньги, стойко вынес все насмешки над своим акцентом и остроты по поводу его толстого зимнего пальто.

– А что вы делаете с кормом? Жарите или так едите, сырьем? – спросил один из них, пока они грузили обезьяний корм в его грузовик.

– Кормлю им низших приматов с поврежденным мозгом, – сказал доктор Радхакришнан. – Вы не хотите попробовать?

Единственным, что возвышало его до человеческого статуса в их глазах, был его монструозный грузовик: 454 кубических дюйма восьмицилиндровой мощи, двойные колеса на задней оси, толстая черная рама, несущая огромные покрытые сеткой прожекторы «Сталаг-17», способные осветить землеройку на камне сквозь две мили зарослей чаппараля в полночь и в пургу. Он обменял свой «БМВ» на эту грубую и нескладную машинищу в первую же зиму, почти два года назад, обнаружив, что статусные автомобили попросту не ездят через шестифутовые снежные наносы.

Двойные щетки дворников размазывали кровь кошмарными арками, позволяя хоть как-то разглядеть разгрузочный отсек. Разумеется, кровь была не настоящая. После первых нескольких нападений активисты решили, что использовать настоящую политически некорректно и переключились на сироп «Каро» с красным красителем. В холодном февральском воздухе эта смесь застывала мгновенно. Доктор Радхакришнан предпочел бы реальную кровь – ее все-таки проще отмывать.

С десяток его студентов и лаборантов застыли в ожидании вокруг разгрузочной рампы. Доктор Радхакришнан въехал на нее и остановился, не глуша мотор. Они запрыгнули в кузов, как коммандос, сформировали цепочку, и пятидесятифунтовые мешки обезьяньего корма поплыли по рукам к грузовому лифту. У Радхакришнана было пятнадцать студентов: четыре японца, два китайца, три корейца, один индонезиец, три индийца, один пакистанец и один американец. Обстановка вокруг объекта научила их работать слаженно и эффективно – даже американца.