Нил Стивенсон - Интерфейс

– Она бы с удовольствием завалила твоего отца, – сказал Мел, – но тут у нее ручки коротки, потому что Вилли безупречен, а кроме того, последние пару месяцев находится в беспомощном состоянии. И поэтому взамен она собирается выставить меня каким-то Ришелье в ермолке. Серым кардиналом, который дергает за ниточки, пока Коззано пускает слюни в кресле. Ну, ты понимаешь, о чем я.

– О типичном предвыборном скандале.

– Ну да. Она, видимо, сообразила, что Вилли собирается принять участие в гонке, и хочет быть первой, кто откроет по нему огонь. Поэтому я собираюсь превентивно ее обезглавить.

– И как именно ты собираешь сделать это?

– Я собираюсь вернуться на площадь Дэйли, – сказал Мел. Они с Мэри Кэтрин завели привычку общаться на послеинсультном жаргоне Уильяма Коззано. – И пообедать с Марком Маккебом. Политическим репортером из «Триб». И выложить ему все начистоту. Я собираюсь открыть ему всю правду.

Мэри Кэтрин была поражена.

– Ты хочешь сам все рассказать?

Мел взглянул на нее с выражением, которое было чем-то средним между отеческим разочарованием и жалостью.

– Ты в своем уме? Конечно, я не собираюсь говорить все. Я всего лишь притворюсь, что именно это я и делаю.

– О.

– В итоге Маккеб получит жирнющий материал, прямо для первой полосы. Мы опубликуем эту информацию в наиболее выигрышном для нас свете. Мы подрежем Маркин Калдикотт, и ее история, если она вообще рискнет предать ее эфиру, не произведет никакого впечатления. Семья Коззано и его администрация будут реабилитированы полностью, поскольку я, еврейский адвокат-коротышка, возьму всю вину на себя.

– Какой же ты молодец, – сказала Мэри Кэтрин.

Мел расхохотался, хлопая ладонями по рулевому колесу.

– Ха! Молодец! Это мне нравится. Умеют же некоторые преуменьшать. «Какой же ты молодец», – передразнил он ее беззлобно и снова захохотал. Мэри Кэтрин почувствовала, что лицо у нее горит. – Послушай, дитя мое, дело тут не в том, молодец я или нет. Речь не о добре и зле, речь может идти только о минимизации потерь. И именно эту задачу я и пытаюсь решить.

– Окей.

– Я собираюсь приложить все усилия, чтобы выставить нас в наилучшем свете, – продолжал Мел уже с некоторым раздражением, – и ты, глядя на это как на проявление альтруизма, просто-таки убиваешь меня. Похоже, у тебя не получается уловить и оценить мастерство, который я тут демонстрирую.

– Извини. По-моему, твой замысел по-настоящему хитроумен, – сказала она, сама ощущая легкое раздражение.

– Спасибо. Этот комплимент я могу принять. Теперь мы с тобой на одной волне.

– Хорошо.

– И мы оба слушаем одну и ту же станцию, – продолжал Мел, расширяя метафору. – Оба слушаем BBC, а не это дерьмове РСА. – Последние слова он произнес таким высокомерным и сардоническим тоном, что оба засмеялись, хотя и довольно нервным смехом. – Поэтому давай оставим в стороне это слезливое сентиментальное дерьмо и постараемся по мере сил облагодетельствовать несколько следующих поколений наших семей.

– Окей.

– Прямо сейчас самое эффективное действие в этом направлении для меня, Мела Мейера, заключается в том, чтобы свалить из Доджа {46} 46 То есть просто свалить подальше, желательно в какое-нибудь тихое место. Имеется в виду не машина марки «Додж», а город Додж-Сити в Канзасе, в конце XIX века место довольно шумное и проблемное. .

– Что ты имеешь в виду?

Мел грустно вздохнул, как будто до сих пор надеялся, что Мэри Кэтрин начнет, наконец, понимать его с полуслова.

– Иисусе, девочка, сегодня вечером я собираюсь выйти перед публикой. Сообщить всему миру, что совершил неэтичный поступок. Я собираюсь пожать плоды решений, которые принимал в январе и феврале. Это были хорошие решения, но воздаяние за них неизбежно. Так вот, могу ли я оставаться ближайшим советником и конфидентом клана Коззано после того, как выставлю себя коварным и бессовестным гомункулом? Весь смысл предприятия заключается в том, чтобы собрать на себя все помои и поношения, а затем убежать подальше, унося их с собой. Потому что если я останусь поблизости, то перепачкаю всех вас.

По мере того, как Мел говорил, ситуация начала проясняться, и эмоциональная туча, омрачившая начало их разговора, унеслось прочь. Мэри Кэтрин расслабилась.

– И как далеко ты собираешься убежать?

– О, очень далеко, по крайней мере, на некоторое время. Я формально разорву отношения с твоим отцом, откажусь от обязанностей его адвоката и передам его дела Ти Аддисону из «Нортон, Аддисон, Голдберг и Грин». Ти о вас позаботится, ребята. Я останусь на связи, но это последний раз, когда я являюсь в Тасколу лично. Ничто не помешает нам встретиться, если ты заглянешь в Чикаго, но только в неформальной обстановке – скажем, за ленчем. Если кто-то из медиа заметит нечто большее, это будет воспринято так, будто я прячусь в тени и по-прежнему дергаю за ниточки.

– А что насчет далекой перспективы, о которой ты говорил?

– В далекой перспективе не меняется ничего. Все нынешние проблемы – не более чем мерцание на экране истории.

Во время этого разговора он случайным образом выбирал повороты на сетке дорог, рассекающей поля, и время от времени двигался обратно в сторону старой фермы Коззано. Им встретился «Субурбан» Мирона Морриса и они помахали друг другу. В конце концов Мел остановился у машины Мэри Кэтрин, прижавшись к обочине, и она поняла, что он хочет, чтобы она его покинула.

– Ты меня обнимешь? – спросила она. – Или с точки зрения Маркин Калдикотт это слишком порочно?

Мел не пошевелился, как будто парализованный происходящим.

Мэри Кэтрин расстегнула ремень безопасности, наклонилась к Мелу и обхватила его шею руками, приняв почти горизонтальное положение. Мел обнял ее и крепко прижал к себе, а потом резко оттолкнул.

– Ладно, мне надо побыть одному, – сказал он.

Мэри Кэтрин клюнула его в щеку и быстро, не оглядываясь, выбралась из машины. Машина Мела рванула с месте еще до того, как дверца захлопнулась. Колеса потеряли сцепление с дорожным покрытием, пробуксовали, выбросив два фонтана синего дыма, и "Мерседес" пронесся по дороге мимо старого дома, как в былые дни. В окнах показались лица молодых Коззано, привлеченных шумом, и исчезли, когда они поняли, что это просто Мел Мейер, старый законник из Чикаго, любитель быстрой езды.

Уильям Э. Коззано отправился на утренний моцион: сквозь заднюю дверь, через ворота, полквартала по аллее, через проход в ограде на подъездную дорожку Торсенов. По краю двора, помахать девяностолетней миссис Торсен, как всегда моющей посуду у окна кухни, затем на улицу, еще полквартала, сквозь разрыв в сетчатой ограде городского парка Тасколы, а оттуда куда глаза глядят. Это был маршрут, которым он следовал с тех пор, как научился ходить в первый раз, и научившись ходить вторично, сразу же по нему отправился.